Страница 31 из 38
Много потеряли пришлые. Больше всего – сами и подавили, напуганные взрывающимися телегами да колёсницами.
Темелкен спешился и сошёлся с Нетвором, Сакаром и Требой, ведь неявно было, что сделает теперь Своерад. Хоть силы и не сравнялись, но не один к трём было теперь, а едва ли один на двое. А из защитников городища – помяты только ратники кмеса да ополченцы. Волки же потеряли убитыми двоих, не считая раненых да доростков, что на телегах были, из которых один только и спасся по чуду. Склаты – до дюжины имели легко ранеными да коней на заводных сменять пришлось стольким же.
Сам Темелкен был поцарапан у виска стрелой, Сакар, бившийся рядом, оттолкнуть успел – в лицо целили. Треба уже и меч оттёр, только Нетвор, весь покрытый чужинской кровью, вид имел жуткий и воды поднесённой не принял, оно и к добру, уж кем-кем врагов пугать, коли не кияном.
Подскакал и Родим, с лицом своим беспечным и светлым, что солнце полуденное. Словно не бился вовсе. Доложил – дюжины волчьи в овраге истомились сильно, но сидят крепко. Кивнул Темелкен. Треба бросил долгий нехороший взгляд в сторону оврага. Смолчал.
Темелкен, глядя на удобренное телами людскими и чужинскими поле, свёл челюсти и сказал Нетвору:
– Люди, коли лишние есть, убитых пусть соберут. На пути Своерада в полете стрелы навалом положить надо, чтобы строй ратный сбили да спесь.
Нетвор брови было нахмурил – не по-росски над убиенными глумиться – да задумался. Ведь и не глумиться предлагал Темелкен, а вроде как своих на пути у своих же рядком разложить, пусть берут, мол! Захохотал киян. Родиму махнул – делайте!
Темелкен на Требу посмотрел: «Пойдёт, думаешь, Своерад?»
– Пойдёт.
– А конных пустит? – в голос спросил уже.
Кивнул Треба. Видел он рожу Своерадову красную, как солнце на заходе, и так же, как Темелкен, решил, что не уступит пришлый кмес в яри такой.
– Нафта семь мешков будет?
– Найдут.
– Полосой надо налить. Ветер от городища идёт. Коней пустит – зажжём.
– Сделаю.
Отошёл быстро Треба, двух волков за нафтом послал. Вернулся.
Темелкен жестом Сакара подозвал:
– Стройтесь, как будто лоб в лоб пойдём конными.
– Хочешь, чтоб и Своерад конных наперёд послал? – спросил Треба, глядя, как шевелится, словно зверь-ящер, Своерадова рать.
– Хочу. Нам крови меньше придётся. Испугаем коней – сомнут Своерадовы конники своих же пеших. Хорошо у них выходит – своих мять.
– Что до Беды послать? – спросил Нетвор, испив наконец воды и помягчев самую малость.
– Пошли – сзаду по оврагу пусть обходят. Сильно зол Своерад, многих положит ещё. Скажи, как загорится нафт, как смешаются конники Своерада, так пусть со спины ударят. Сумеют кмеса убить – тут и побегут его вои.
– Сумеют, коли Родима ещё пошлю. – Сдвинул брови киян. – Удача с ним воинская.
Кивнул Треба. Промолчал Темелкен. Видел он – силён в бою побратим. И ум его холоден, и руки проворны, и хитрости не гнушается: поверх кольчуги новой – рубаху старую натянул (и как на груди не лопнет?).
Зубы свёл Темелкен – не совсем по нутру ему пришлось. Кивнул. Понимал, что дело говорит Нетвор. Понимал – и что побратим не отступится.
Нетвор же, послав за Родимом, всматривался теперь в скудную оборону городища. Ратники молодого кмеса выправили строй. Кмес Будимир два раза проскакал взад-вперёд, ровняя линию обороны. Вот дядька указал ему рукой на Нетвора и Темелкена, стоящих поодаль. Кмес ответил что-то неразборчивое, но головой дёрнул, злое. Похоже, дядька предлагал ему встать под руку Нетвора, его приказы слушать, а кмес осердился такого. Что ж, ратники его Нетвору и Темелкену не мешали. Видно, что будут стоять они так же, прикрывая ворота.
Волки снова разожгли костёр. Немногие наносили калёным лезвием шрамы по погибшим – не по своим, так по родным по крови полечам-ратникам да ополченцам, многие же просто жертвовали огню – сцеживали на угли разгорячённую кровь, обретая спокойствие перед предлежащей битвой.
Небо, и с утра не ясное, заволокло уже серой дымкой.
– Дождь не ударит ли? – спросил Требу Темелкен, мало знающий здешнюю погоду.
– Водун не допустит, – ответил Треба без сомнений.
– Скажи, коли так силен водун, чего сторонятся его полечи?
– Так страшно ж им. Сами-то они не видят уже того, что внутри. Снаружи только глядят. Вот, видал, огонь в грозу с неба в землю врастает? Волки чуют ещё, как растёт древо огневое, Крессово. Не боятся они. А иной вой, что в раздумьях сильных, может к древу тому огненному с молитвой и сердцем открытым пойти, в ночь грозовую на место высокое. Знают вои, что не куда попало корни огнь тянет. По Крессову закону растёт. А коли чего, так и обтечёт он воя от молитвы старой, что помним ещё. Зато и совет дать может. Постоит вой под Крессовым светом, глядишь, и просветлится у него в голове, обиды сгорят, стынь отступит сердечная по погибшим аль умершим.… А полечи не видят уже древа. Какое им древо, коль страх да жуть? Коль лупит да лупит с неба? Того и гляди – убьёт, – Треба усмехнулся. – Кто лупит – не видать, оттого и страшно. Ну а чего боится человек, то, считает, ему и плохо. Вот так и водун для них: видят – творит что-то. Огнь Крессов позвать может, болезнь. Страшно им. Умом-то дела божьи не взять, почуять их только можно, вот и невдомёк им, чем занят Водун. Ну и измышляют по-человечьи, что, мол, плохим чем-то. А кмес – хоть вор, к примеру, или дурак – зато прост и понятен.