Страница 1 из 38
Иногда меня в шутку или всерьёз спрашивают: есть ли жизнь после смерти?
Иногда я отвечаю. Ведь какими бы царями природы мы ни считали себя, умирать страшно. И очень хочется уйти, зная, что там, за гранью, тоже "зелёные холмы" и слепящее солнце.
Мне кажется, я помню другие миры, там, после смерти. Помню, как лучи солнца падают в пыль. И следы копыт. И ещё я помню, как купаю лошадь.
Но всё это очень далеко, в мире, где есть Всадники...
1.
Были следы копыт.
Пылью рассыпан свет…
– Друг мой, ты не молчи!
Скоро нальёт рассвет
Чашу и поднесёт
С кровью к моим губам.
Ты расскажи мне? Сам
Я побоюсь уйти.
Что там, за гранью "жить"?
Что там, за словом "смерть"?
За руку ли возьмёт?
Плакать мне или петь?
Ты ж не проводишь? Нет?
Перед рассветом ночь
Студит дыханьем грудь.
Сердце моё молчит.
Смутен и долог путь.
– Где-то в рассветной мгле
Слышишь далёкий звон?
Друг мой, доверься мне:
Жизнь – это только сон.
Слушай: звенит, зовёт
Красной зари петух.
– Раньше меня рождён
Страх мой. Мне не уснуть.
Сказку мне расскажи,
Может, сомкну глаза?
– Смерть неподвластна лжи.
Слушай, что рассказал
Ветер мне, что костёр
В темной ночи шептал.
Были следы копыт,
Пылью рассвет играл...
2.
Каждая душа полна мыслей о странствиях. Кто знает, где бывают наши души, когда мы спим?
Спи, друг мой. Встретимся там, во сне. И там ты, может быть, мне поверишь.
Баю-баюшки, баю,
Баю ягодку мою.
Не для острого клинка,
А для белого венка.
Баю-баюшки, родной,
Солнце скрылось за горой.
Солнце спит, не дремлет враг,
Мягко стелет ночи мрак.
Баю-баюшки, мой сын,
Ты у нас с отцом один.
Как под звёздами луна,
Как дороженька одна.
Если бы пыль не клубилась ещё на дороге! Тогда бы он мог сказать себе: "Окстись, Дмиор! Не было никакого Всадника! Не было, и быть не могло! Всё это бабьи сказки да выдумки рыбоедов с берегов Закатного моря. А нам, городским, не пристало..."
Но мелкая, словно пудра, пыль ещё висела над дорогой. И первые солнечные лучи бежали по следам копыт.
Первосвященник* Дмиор сплюнул в пыль, отёр безусый рот широким рукавом жёсткой просоленной рясы и зашагал назад, к морю – прочь от следов, прочь от морока на рыжем коне. Морока, которого не было, и быть не могло. Ибо в Книге Веры нет никаких Всадников, а значит...
Дмиор обернулся и осенил себя охранным знаком. Последние золотистые пылинки ещё кружились. Морок, богохульство.
Вечные Всадники, как считали местные жители, возвещали мор, военный набег или иную какую напасть, надвигающуюся с той стороны, откуда появлялся Всадник.
Дмиор посмотрел в сторону холма, именуемого Кошачьей Головой. Именно там увидел он первоначально расхристанного босоногого парня на рыжем коне, нагло и безнаказанно проскакавшего после мимо Дмиора и растаявшего в воздухе через два на восемь шагов.
Только пыль эта проклятая, пыль да следы, утверждавшие, что Всадник был, что не напекло башку первосвященнику, не верящему в Дикую Бабу, Всадников и прочую нечисть.