Страница 11 из 38
И тут же вперёд выскочил молодой вой. Глаза у него были раскосые – видно, степняцкая кровь. Звали парня Ярко. Не в меру горяч был. Придерживал его Нетвор. Такого куда ни пошли – тут же и потеряешь, по горячности его же.
– Ты сам сказал: мы – волки! Пусть ратаи сами выставляют охрану своему городищу!
– Что за времена пошли, когда волки в балках схоронных сидеть будут! – выкрикнули из тесной группы совсем молодых, едва год как воев.
– Нам бы покрыть бабу – да в лес!
– Вам бы только бабу, – выступил вперёд Беда, молодой ещё вой, но со шрамами-насечками на лице по погибшим. – Ушло время, когда жили волки в лесу. Иди в лес, Ярко, куда вернёшься? К углям вместо землянок сестёр своих единокровных?
Троих, знал Нетвор, похоронил Беда, за троих кровью виру взял. Мало старше Ярко Беда, а судит, как средний вой. Но мало средних. А молодых – много. А из старых, из тех, кто две по пять зим назад лесами уходил, полечей бегущих прикрывал, едва четыре по четыре руки воев осталось. Весь цвет тогда положили. Молодых учить некому – вон голосистые какие. Так думал Нетвор, не слушая почти, глядя только. Чего там было ещё слушать. По порядку схода сначала должны молодые говорить, потом средние вои – их и на круг не хватит, не до того сначала было – мальчишек учить. Раны зализывали. Вон Родим, который сам воем вышел, да Велко, Хоранов сын, с отцом был тогда, да вот Беда, может, к середине не по возрасту отходит, ну и помоложе середняки, как Славко да Подар, что учить ещё да учить... Мало. Плохо. Хорошо только, что Родима молодые вои любят.
– Волки не умеют бить строем, – шагнул наконец вперёд седой вой, и голос его, вроде негромкий, тут же перекрыл щенячий гул. – Посты можем выставить, верно. А пешие ратаи строятся плотно. На открытом месте – как с ними сойдёмся? Задавят числом... Да и неужто Своерад на полечей же пойдёт?
– Всё ты верно сказал, Кола, – кивнул старому вою Нетвор. С Колой рубились спина к спине, да прошли времена, когда умением, а не числом брали. Теперь на одного воя, годами ученного, выставляют ватагу ратаев, вот и вся слава. – Может, и не пойдёт Своерад против нового кмеса. Но коли пойдёт, сожжёт городище, тогда и нашим сёлам смерть. А селище не защитишь. И против рати на ровном месте не встанешь. Только и осталось полечам, что бросать нажитое да в лес, под защиту стрел наших... Столько лет строили, обживали... А сколько теперь умрёт непривычных к голоду да морозу? Оттого я и привёл на сход побратима Родима, теперь воя нашего рода Темелю. В его земле умеют бить конным строем. Против конного строя и рать не выстоит.
Родим подтолкнул в круг на лобное место Темелкена, который замешкался бы, да не вышло.
– Кони волков боятся! – выкрикнул тут же Ярко в лицо ему.
Темелкен промолчал. И взгляда на крикуна не бросил. Двое или трое молодых, проследив, куда глядит Темелкен, обернулись. Потом и другие.
Темелкен смотрел на коня своего, которого звал на свой лад Ар-кин (огненный конь), а побратим, шутник такой, за повадку дикую кликал Яшей-Ящером. Конь уже совершенно освоился со звериными запахами военного лагеря и объедал неспешно траву, разросшуюся у частокола.
Темелкен свистнул тихонечко, и Аркин, вскинув красивую голову, неторопливо, но бодро порысил к протянутой хозяином руке. Ткнулся мордой в ладонь, замер. Цокнул Темелкен, и подогнул Аркин передние ноги, задние согнул – лёг.
Тихо стало. Молодые вои как на волшебство смотрели.
– Иди садись, – сказал Темелкен Ярко.
Мог ли отказаться молодой вой? Неловко обошёл он Аркина, знал, с какой стороны сесть, но не Родим – не скакал вдогон на степняцких. Жеребец легко встал вместе с седоком. И тут же, чуя неумелую руку, взвился на дыбы. Клубком скатился с него Ярко.
– Все видели, – сказал Темелкен. – Усидеть сумеете ли?! А биться строем – тоже наука. Может, лето на зиму сменится, и тогда не научу, как надо. Да и конь не всякий подойдёт. Если времени у нас много – может, и сгодится учёба. Если мало... сколько?
– Может, и до осени, – осторожно сказал Нетвор, а может, и зима пройдёт. Одно ясно, что в зиму не полезут, а раньше чем к грязнику рати им не собрать. А переход между городищами малый. Могут и перед зимой двинуть, чтобы ратаев по весне от пашни не отрывать, да если в победу быструю поверят.
– Если бы волки на конях были биться обучены, хватило бы времени, – сказал Темелкен.
– Можно союз воинский с конным племенем заключить, – сказал тихо Родим, вышедший из круга за спину Темелкену. – Тогда отобьём городище. И признает Своерад нашего кмеса. Надолго ли мир будет – не знаю, но детей вырастим.
– Степнякам оружие в руки дадим? По наши же головы? – поднял голос Нетвор.
– Не к степнякам пойдём. К врагам их – склатам. Видел я их городище и стоянки, когда через степь ходил. Теснят их степняки. Жён и детей в полон берут, своим богам дарят. Бог их кровавые жертвы любит. И оружие у склатов лучше, и доспех есть конный. А степняков больше, бьют их, как и нас, волков, числом.
– Кобель ведь ты, бродячий да бестолковый! – кричал Старый.
Не принято у воев было спорить с отцом. Молчал Родим, вбок глядел. Ожидал он, что взъярится отец. Видно, опять видали сородичи Родима на росалиях с девками. Отец же ждал, что вернётся в селище сын, женится, внуки пойдут. Вон младший, Провор, двоих уже белобрысых... Хотя, если разобраться, от кого у Провора старший... Родим улыбнулся чуть, чем вызвал новый всплеск родительского негодования.