Страница 8 из 13
Андромеда разрешила мне навестить Ио, и я знала, что спрошу сразу после того, как осведомлюсь о ее здоровье.
Я была как никогда близка к цели, и теперь темное небо казалось мне глазурью на большом пироге, который после мне достанется. Я прислонилась к стеклу и посмотрела вниз. Свалку было не разглядеть, но где-то там скрывалось мое спасение.
Я верила, несмотря на то, что сказал Одиссей. Мне только хотелось, чтобы Ясон оказался настоящим, реальным, человеком из плоти и крови, тогда мы обязательно сможем договориться.
У мисс Пластик ведь была надежда прежде, чем не стало того, кого она и хотела спасти. У Одиссея тоже не получилось. Потому что Одиссей не отличил живого от мертвого?
Я подумала: а могу ли отличить я?
И мой небесный шоколадный пирог вдруг оказался полным склизких червей. Люди шли мне навстречу, и я видела человеческую историю во всем ее позоре и блеске, нацистские штурмовики гуляли под руку с дамами полусвета времен Дюма.
Системы жизнеобеспечения теперь устроили нам прохладный, летний вечер со свежим ветерком, который должен был развеять тяжелые мысли. Я здоровалась с теми, кого знала, радостно приветствовала всякую жизнь здесь. Потом меня остановил Орест. Он поцеловал мою руку, и я сказала ему.
— Очень приятно.
— Сделать так еще раз?
Он обворожительно улыбнулся. У Ореста были глаза темные и притягательные, как шоколад, они обещали удовольствие и радость.
— И куда же направляется мадемуазель?
— Или барышня.
— Или леди.
Мы засмеялись. Я сказала, что иду почитать Сто Одиннадцатому, и Орест увязался за мной. Мне казалось, он любопытен больше обычного. Некоторое время мы разговаривали ни о чем, болтали о погоде и пирожных, и я все думала, отчего же Орест проявил ко мне столько интереса.
Наконец, я спросила напрямик. Мы проходили под луной, она была с правой стороны и так похожа на хрустальный шарик. Я сказала:
— Знаешь, обычно ты со мной не гуляешь.
— Потому что не надеюсь, что мы окажемся в одной постели.
— А я думала, потому что я — скучная.
Он улыбнулся самой обезоруживающей улыбкой из всех. Орест всегда производил только хорошее впечатление. Казалось, он живет не напрягаясь, и не имеет никаких строгих мнений ни по каким вопросам, оттого никогда и ни с кем не конфликтует. Он ловко лавировал между всеми обитателями Зоосада и не враждовал ни с кем. Казалось, он не жил человеческой жизнью, а плыл по ее изменчивым волнам.
Но сегодня Орест казался каким-то слегка напряженным, не то прямее держался, не то взгляд его путешествовал по мне с каким-то затаенным, пусть и слабым, волнением.
Это было легкое колебание всегда спокойного озера, тонкие круги на воде. Но оттого и волновало больше, чем ежедневный шторм Гектора.
Мы остановились так, что луна оказалась у нас над головами. Ее холодный, серебряный свет делал Ореста каким-то существом из восточных приданий, седым от времени рождений и времени смертей. В то мгновение он показался мне чудесным. Хотя момент был романтическим, а Орест хорошо их чувствовал, мы стояли за шаг друг от друга. Он словно что-то про меня знал, чего я не знала, оттого его ухаживания никогда не были чем-то большим, нежели игрой.
Я сказала:
— Тебя что-то заинтересовало. Или даже испугало.
В лице его было сложно уловить и тень этих эмоций. Орест оставался веселым, беззаботным сплетником с блуждающей улыбкой. Но я ведь чувствовала нечто, и я решила, что лучший способ узнать правду — спросить напрямую. Так много раз говорил Орфей, потому что я любила придумывать вещи, иногда просто для развлечения.
Орест сказал:
— Возможно.
Это слово он употреблял чаще, чем "да" и "нет". Оно оставляло ему известное пространство для маневра, и было по-буддистски неопределенным.
— Ты пошел за мной, потому что переживаешь, — продолжала я. — Или у тебя есть основания в чем-то меня подозревать.
Варианты вынуждали Ореста ответить мне хоть что-то определенное, по крайней мере, по моей задумке. Однако, он сказал только:
— Да, мои действия, наверное, говорят сами за себя.
Я нахмурилась, а его лицо осталось прекрасным и спокойным. Однажды Орест сказал мне, что если в мире все, как говорят буддисты, и есть страдание, то, разучившись страдать, попадаешь в идеальный, абсолютно ровный мир.
Мне этот мир казался холодным, наполненным слепыми пятнами, прекрасным и в то же время отрезанным от какого-то важного источника. Я сказала:
— И чего ты хочешь?
— Мира во всем мире хотеть более неактуально. Пожалуй, хочу выпить.
— А от меня?
— Я бы с радостью тебя поцеловал.
Мы играли в игру, которая мне так и не надоела, хотя я не узнала ничего полезного. Орест прислонился к стеклянной стене и сказал:
— Хорошо. Я немного волнуюсь за тебя, Эвридика. У тебя на рукаве пятна крови.
Только тогда я посмотрела на манжеты. Все было не так страшно и похоже на кадр из фильма ужасов, как я ожидала. И все же четыре разительных на белом пятна растянулись на кружеве. Я вздохнула.
— Ты что, убиваешь людей?
— Нет, — сказала я. — Это Одиссей убивает людей. Просто я сегодня спасала человека.
Мне отчего-то не хотелось лгать. Орест смотрел на меня спокойно, и в то же время я как никогда чувствовала дружбу, связывающую нас.
— Дело в том, — продолжала я. — Что Одиссей ударил ножом одну официантку. Я нашла ее. То есть мы, с Полиником. Когда обсуждали всякие наши дела. Не совсем нашли. Сперва мы думали, что она призрак. Но когда эта девушка нас ударила, все стало ясно. Словом, теперь она у Андромеды, знаешь, инженера жизнеобеспечения.
Орест широко улыбнулся, так что у меня не осталось сомнений в том, что Андромеду он знает, причем самым близким образом.
— Это сложная история, — пояснила я. — Но она, вроде как, закончилась хорошо. Я иду проверить. Я бы с радостью взяла тебя с собой. Но никак не получится, потому что та девушка тебя, наверное, не ждет. И испугается. А ей сейчас нельзя пугаться, она ведь была ранена и теперь слаба.
— Я все понимаю, — ответил Орест. — Ты можешь не оправдываться. Я узнал, что с тобой все в порядке, и этого мне, как твоему другу, достаточно. Прости, что отнял твое время.
Орест говорил легко, и даже слишком легко. От этой легкости мне почему-то стало очень тоскливо.
Я крепко его обняла и поцеловала в щеку.
— Спасибо тебе за доверие.
— Спасибо тебе, что прижалась ко мне грудью.
Мы оба засмеялись, а затем я поняла, что пришло время расставаться. Каждый из нас пошел в противоположную сторону, но место, где мы стояли, все еще было освещено волшебным кругом луны, напоминающем о разговоре.
Что-то меня легко встревожило, но не расстроило. Люминесцентные лампы горели тускло, чтобы создать иллюзию настоящей ночи, как снаружи, и я прыгала из светового круга в круг, обещая себе, что Ио все расскажет мне о Ясоне, если только я не ошибусь.
На этаже Андромеды теперь было куда более шумно, люди тоже гуляли, но ни один из них не выглядел беззаботным. Это были люди, чье пребывание здесь постоянно оставалось под страшным, смертельным знаком вопроса. Они очень серьезно относились к своей работе и никогда не переставали ее обсуждать.
Я знала, что Андромеда откроет мне. Она никогда не ходила гулять, не сидела в кафе или перед телевизором. У Андромеды во всякий момент времени находились дела поважнее. Обычно они делались дома и с раздражением. Вот и сейчас, когда Андромеда распахнула дверь, на ней были смешные очки в пластиковой оправе, а пушистый хвост ее светлых волос был забран так высоко, чтобы о себе не напоминать, и тем самым ни от чего не отвлекать Андромеду.
— Твоя девчонка — просто чудовище, — сказала она еще прежде, чем я переступила порог.
— Добрый вечер, Андромеда. А почему она чудовище?
— Зайди и посмотри сама.
Пожалуй, я вполне могла счесть эту фразу приглашением, поэтому и прошла в коридор. Андромеда указала рукой на комнату. Дверь была закрыта, и Андромеда излучала по поводу нее такую тревожность, что не хватало цепей и замков, которые обвили бы эту бедную дверь. Словно за ней правда скрывалось чудовище с зубами и когтями. Я читала книжки о таких. Они и вправду могут выглядеть, как девушки, попавшие в беду.
Краем глаза я увидела кухню. На столе было разложено множество тетрадей и листов с таблицами, сверху кто-то присыпал это все ручками, линейками и карандашами. Холодным светом горел экран ноутбука, который предал Андромеду в последний момент и оставил от ее расчетов одну синеву. С ней такое случалось часто. И она переделывала все вручную, красивым почерком вписывая каждую цифру в нужное ей место. Андромеда делала то, что мне казалось скучнейшей на земле работой — сводила показания. Орфей счел бы это занятие прекрасным и упорядочивающим. Но он считал прекрасными и осиные гнезда.
Я посочувствовала Андромеде, но поняла, что лучше ей об этом не говорить.
— Если заберешь ее, я буду благодарна.
— Не заберу. Мне некуда ее забрать.
— Я так и думала.
Я несмело шагнула к двери, за которой скрывалась Ио, приоткрыла ее, желая сделать это аккуратно, и услышала надсадный скрип, разозливший Андромеду. Она ушла на кухню, издав несколько недовольных вздохов.
На кровати перед Ио была огромная тарелка с едой. На ней сверкали бочками фрукты, источали возбуждающий аппетит запах колбасы и сыры, было немного риса и немного макарон, и словно бы миниатюрное озеро кетчупа, в который Ио макала картошку. Люди со Свалки всегда едят.
На этой огромной тарелке творился хаос. Она напомнила мне Зоосад, с перемешанной в нем историей. Пахло вкусно и в то же время так неопределенно, что почти отвратительно. Как если бы много свежей еды выбросили в мусорную корзину.
Ио подняла голову, тряхнула длинными рыжими волосами, и их кончики прошлись в опасной близости от кетчупа. Она запихнула в рот ровно половину небольшой картошины. Ио ела с каким-то жутковатым аппетитом.
— О, — сказала она. — Привет и спасибо. Садись, будем есть.
— Я уже ела.
— Тогда все равно садись.
Мне вдруг стало неловко, и я поняла, что не могу просто спросить у нее про Ясона. Ио, казалось, неловкости не знала. Она сидела на чужой кровати, словно на своей, была в одних трусах, но оголенная грудь смущала ее так же мало, как перевязанная нога. Над корабликами, нарисованными на белье Ио, возвышалась летающая тарелка, вытатуированная на белой, как снег, коже.
Я села рядом и стала считать рассыпанные по тарелке ягоды. Ио обняла меня, словно мы были старыми подругами. Ее волосы пахли дешевым шампунем, и этот запах мне понравился.
— Ты меня не выдала. За это тебе спасибо. Земля будет благодарна тебе в перспективе.
— Правда?
— Ну, посмотрим, что из меня выйдет.
Ио белозубо улыбнулась. Казалось, она не понимала, что была на волосок от смерти. Ио выглядела не просто излишне, а почти невероятно самоуверенной. На ее обкусанных ногтях был облезший красный лак, но это выглядело не как досадная неряшливость, а как ее особый стиль.
— И спасибо, что оставила дневник.
— Все, не благодари, пожалуйста, — сказала я. — Мне приятно, но неловко.
Я потянулась к винограду, и тут же получила от Ио по руке.
— Ты же сказала, что не хочешь есть.
— Андромеда считает тебя ужасной.
— А мне она нравится, — Ио засмеялась. Я заметила, что дневник все еще находится у нее под подушкой, и иногда Ио посматривает на него. Наверняка Ио поняла, что я его прочитала. Но в этом не было ничего страшного. Я не понимала самого главного. Что до жизни мисс Пластик — было здорово, что она осталась и в моей памяти.
Я не знала, как подступиться к Ио, но она решила за меня.
— Рыжая — это я. Ты же прочитала дневник, верно?
Ио улеглась на кровать, положила тарелку к себе на живот и продолжила есть.
— Дружба — это правда навсегда, — сказала Ио, а затем соскользнула с этой серьезной, болезненной темы, как ни в чем не бывало. — Так вот, но ты же хотела отнять дневник не из любопытства.
— Нам с Полиником нужна была помощь. Мы так и говорили.
— Извини, я не очень-то вас слушала.
— Понимаю. В общем, у меня есть брат.
— Ага, клево.
— Но на самом деле он не совсем есть.
— Вот это уже не очень.
— С ним случилось то же, что и с отцом твоей подруги.
— Ладно, понятно.
Ио старалась говорить цинично, словно бы все это ничего для нее не значило, но я видела, что у нее доброе сердце. Ио смотрела на меня, ожидая, что я попрошу помощи. И она была к этому готова.
Я хорошо понимала добрые намерения людей, это было, наверное, самым примечательным во мне. Хотя Орфей и говорил, что я вижу окружающих несколько однобоко. Я достала листовку и раскрыла ее перед Ио. Без сомнения, она узнала ее и задумчиво кивнула.
— Ясон, — сказала я. — Вот этот вот человек.
— Ага, его так зовут.
— Мне он нужен, — закончила я.
Мы некоторое время молчали. Ио смотрела на меня, ожидая чего-то. Я сказала:
— Тебе, наверное, сложно будет помочь мне. Ты не за этим пришла. Но я очень прошу тебя. Я бы с радостью показала тебе Орфея, ведь тогда бы ты непременно согласилась. Он странный, но очень благородный и смелый. Любит математику, море и джем. Я даже ем за него джем по утрам. Он, наверное, по нему скучает. У Орфея столько идей и стремлений. И он очень справедливый. А еще любит детей, и всегда хочет помочь им, если они попали в беду. Еще Орфей любит такие красивые сады, знаешь, как будто викторианские иллюстрации. И сами иллюстрации любит. Он никогда не врет. Орфей вообще самый честный человек, которого я знаю. Еще он любит ритуалы и ровные числа. Думаю, у него даже есть обсессивно-компульсивное расстройство. Это очень математическая болезнь. Еще Орфей хотел всех нас спасти. Он светлый и чистый человек, рыцарь с линейкой, и он, как и все другие, достоин прожить свою жизнь. Когда он ел вишни, было похоже, что у него на губах кровь. Он так оберегал меня от всего, а теперь ему хочу помочь я. Мы были всем друг для друга, родители оставили нас в приюте у Нетронутого моря, когда мы были совсем малышами. Во время грозы Орфей всегда рисовал зайчиков. Он сочинил такую привязчивую песенку с помощью математики. Мы никогда не расставались.
Я одновременно понятия не имела, что говорю, словно бы мой язык двигался сам по себе, и в то же время точно знала, что Ио важно это услышать.
Я говорила еще долго. Когда я закончила, кажется, не осталось ни единой черточки Орфея, которую я бы не описала, пусть запутанно и быстро.
Ио взяла листовку и покрутила ее в руках, словно видела в первый раз. Она вздохнула:
— Значит, твой брат — лучший парень на земле?
— Он уже мужчина.
— Так лучший или нет?
Я кивнула. Хотя несправедливо было бы считать, что кто-то другой хуже, но Орфей был моим братом, а значит — всем для меня.
— И ты немного чокнулась, когда его не стало?
— Чокнулась?
— Ну, знаешь, странно говоришь, странно ходишь.
— Так некоторые считают.
Наконец, Ио неожиданно аккуратно сложила листовку и положила ее в мой карман.
— Я тебе помогу.
— Правда?
— Нет, я пошутила, а теперь проваливай.
Я встала, но Ио дернула меня за рукав платья и усадила рядом с собой.
— Только слушай, — сказала она. — Ясон ведь не лжет. То, что твой брат внутри твари — невероятно важно. Это удача.
Для меня это было величайшим горем. Я не знала, что ответить, поэтому сказала:
— Я так об этом не думала.
— Конечно, не думала. Потому что ты не знала Ясона.
Глаза у Ио загорелись. Я поняла, как сильно Ио его обожает. Огонь в ее глазах показался мне чуточку страшным.
Но только чуточку.
Казалось, Ио смотрела не на меня, а на этого Ясона, с восхищением и любовью, на которые способны только верующие. Я еще раз уверилась, что Ясон не может быть обычным человеком. Ио, которая казалась мне обаятельной разгильдяйкой, вдруг стала истовой фанатичкой, с глазами, в которых было больше золота и огня, чем в ее прекрасных волосах.
Я сказала:
— То есть, ты покажешь его мне?
— Сначала расскажу немного о нем.
Лицо у Ио было такое, словно она говорила о мифе, а не о человеке. Некто, уже не совсем существующий в реальности, присутствовал здесь сейчас. Мне казалось, стоит обернуться, и я увижу Ясона — как призрака или голограмму.
— Он нашел меня, когда я была совсем одна. Он — первое, что я помню о жизни. Ясон научил меня всему, что я знаю. Но главное с ним ничего не страшно. У него есть все ответы.
— Все? — переспросила я, наверное, в моем голосе сверкнуло, как осколок стекла, недоверие, потому что Ио скривилась, словно порезалась.
— Все, интересные мне, — сказала она. — Понятия не имею, что спрашиваешь ты, подруга.
— Я бы спросила, может ли он помочь моему брату?
Ио засмеялась, и в голос ее ворвалось безумие, рыжее, как ее кудри. Тогда мне подумалось: надо же, ведь я ничего не знала о ней до этого момента, а теперь знаю будто бы все.
Ио сказала:
— Надо ставить вопрос по-иному. Может ли твой брат помочь нам? Каждый, кто внутри — это возможность.
— Так думает Ясон?
— Он так учит. Однажды Ясон сам был в Зоосаду. Он много наблюдал за этими существами. Он знает, что говорит.
Я не стала уточнять у Ио, почему, в таком случае, к примеру, Андромеда не является источником такой же важной и достойной доверия информации. Неудобный вопрос мог разозлить Ио, а мне вправду нужно было к Ясону. Некоторый скепсис появился у меня исключительно потому, что Ио говорила так восторженно. Что поделаешь, разум человека устроен так, чтобы подвергать критическому анализу все однозначные с виду явления.
— Так вот, знаешь, как они чувствуют себя?
Ио склонилась ко мне. От нее пахло едой, а еще мятной жвачкой, и мне вдруг показалось, что мы обе школьницы.
— Они не чувствуют своих тел. Ты можешь представить себе, как не чувствуешь своего тела?
— Не знаю, — ответила я шепотом. — Наверное, это как тишина или темнота. Какое-то отсутствие.
— Ясон говорил: выхолощенность. Еще он говорил, что никакого познания, искусства, никакой любви — ничего не построить, пока ты не ощущаешь своего тела. У них нет даже полной уверенности в том, что они — отдельные друг от друга существа. Они не вполне осознают даже собственное существование, представляешь?
Ио говорила чужими словами, и восторг ее был так велик, будто мы вправду были маленькими девочками, обменивающимися секретами. Я была на месте мисс Пластик, которая давно выросла и недавно убила себя.
— Ужасно, — сказала я. — Вообразить это почти нельзя. Как они так живут?
— Не знаю. Ясон сказал, что нам не понять, для нас это нечто противоположное способу существовать, который сложился на Земле. Но в этом наша сила. Мы чувствуем свои тела. И те, кто внутри, соединены с их телами. Если они пробудятся, представляешь, что возможно?
Я представляла. Управлять этими огромными, невидимыми телами.
— Ладно, если все так, как они двигаются?
— С помощью зрения и слуха. У них нет ощущения тела. Но именно оно может победить и зрение, и слух. Родство со своим телом, понимание того, что это не бесполезный придаток к разуму, а часть тебя.
Ио обнимала меня за плечи и смотрела мне в глаза, словно ей было смертельно важно, чтобы я поняла, что она говорит. У Ио были зеленые глаза, светлые, с серыми пятнышками. Они казались мне гипнотическими, и я не отводила взгляд.
— Хорошо, — сказала я. — Понимаю.
Ей было важно, чтобы я понимала. И я подумала, ведь Ио живет на Свалке. Она не может просто успокоить себя и сказать, что проживет долгую и насыщенную, пусть несвободную жизнь. Ей очень нужна надежда на завтра. Ио была такой молодой и полной жизни, потому что надежда питала ее лучше еды, воды и воздуха Свалки.
— Не-живой король не какая-нибудь сказка, — сказала Ио. — Это просто человек, который захватит тело твари и начнет войну равных.
Я вспомнила о том, сколько существ им подобных во всей Вселенной. Мне вовсе не хотелось разрушать чужие мечты.
— И им может быть твой брат.
Я задумалась. Затем сказала:
— Орфей бы этого хотел. Он очень любит людей. Он был бы рад им помочь. И ему бы понравилось быть королем. Даже не-живым.
— Не уверена, — сказала Ио. — Но это необходимая жертва.
Лучше быть королем, подумала я, чем спать. Это же очевидно. Как, к примеру, лучше получить сто долларов, чем заболеть малярией. Эти вещи так далеки друг от друга, что даже в одном предложении не кажутся связанными, как две бусины от разных украшений.
— Ладно. Думаю, Рыцари возьмутся за твое дело.
— Так вы Рыцари или детективы?
— Мы — новые святые. Так говорит Ясон.
Я подумала, что святые не могут быть старыми или новыми, потому что они вне времени, вместе с Богом, а Ио, вроде как, тут и передо мной. Однако, я снова не стала ничего говорить. Я хотела их помощи, и с этой точки зрения они могли называть себя кем угодно.
— Но Ясон ведь знает, что делать?
Я съела кусок арбуза, розовый, блестящий и вкусный, прежде, чем Ио стукнула меня. Вот насколько она была увлечена.
— Теперь, с этим дневником, — Ио хлопнула рукой по подушке. — Он будет знать больше.
— Ты понимаешь, что там?
— Ни слова.
Тут Ио вдруг повесила голову.
— Хотя когда-то я очень хорошо ее понимала. Жаль, она так и не стала Рыцарем.
Я только надеялась, что это не все, чего жаль Ио. Теперь я понимала, что все это не сказка. Странная секта, с которой я связалась, обещала человечеству не-живого короля, но в обмен на эту надежду принимала только абсолютную верность. Я стала раздумывать над тем, могу ли связаться со всем этим ради Орфея.
Ответ, конечно, у меня уже был. Пусть не должна, но могу и свяжусь. Не этого хотел бы Орфей, но только этого хотела я. Чтобы он был рядом, жив и счастлив.
Вообще-то, это один из распространенных сюжетов в литературе, и я должна бы знать все подводные камни. Все про людей, которые не умеют отпускать. Прощаться. Оставлять.
Я должна была знать, как опасно возвращать кого-то, что он вернется не таким, что он принесет с собой столько горечи и печали, и целый океан слез. Я столько про это читала!
Но в тот момент мне было абсолютно все равно. Я совершала ту же ошибку, что и все другие, и гипотетический читатель хохотал бы надо мной, потому что я ничему не научилась. То же мне, умница. Как же все те, кто заключал сомнительные договоры с личностями, обещавшими спасение. От жуликов до демонов, никто из них никогда не приносит облегчения. Призрачная надежда быть первой, кому повезет, овладела мной. Я протянула Ио руку и сказала:
— В таком случае, мы все решили, правда? Я делаю, что вы скажете, если только не нужно никого убивать, и тогда вы помогаете мне вернуть Орфея.
Ио вдруг засмеялась, погладила меня по голове, растрепав мне волосы.
— Рыцарям от тебя ничего не нужно. Ты будешь только спасать своего Орфея. Тебе так повезло! Ты просто не представляешь!
Мисс Пластик тоже как-то думала, что ей повезло. Но оказалось, что не совсем.
Мне думалось, Ио считает себя не просто человеком, а кем-то вроде сказочного существа, призванного защищать овечек вроде меня. Я обняла ее. Она была такая трогательная в этой уверенности, ее сердце, однако, билось как человеческое.
— Так, девочка, не липни.
— Я — Эвридика.
— А я помню. Сегодня познакомишься с Ясоном.
Она говорила так, словно я попробую новый сорт мороженого. Будто Ясон обещал не только спасение, но и удовольствие. Ио склонилась к моему уху и горячо зашептала, рассказывая свой поспешный план.