Изнанка

Останавливало другое - Николай был совсем не заинтересован в том, чтобы обелить Никиту в её глазах, но зачем-то это сделал. Впрочем, какая к чёрту разница, если она уже поняла главное - ей нужно не исчезать, не скрываться, не пытаться сделать вид, что она чего-то не замечает. Нужно вернуться и поговорить. 

- А ты что? Дашь?

- Дам, если только…

Он замялся, а Алёна переступила с ноги на ногу от нетерпения. 

- Если только?

- Если только уже ничего нельзя исправить. Я от Светы ушёл сегодня. Не могу я… так.

- Соболезную, - откликнулась Алёна эхом. И прежде, чем наконец уйти, почти сразу переходя на бег, добавила: - Исправить можно всё и всегда. Ну, там человеком стать и относиться к другим, как хочешь, чтобы к тебе относились. Это можно. А у нас с тобой и исправлять нечего - всё так, как и должно быть.

Наверное, стоило сказать ему «спасибо». За прожитые годы, за то, что сейчас приехал сюда, но Алёна не стала этого делать. Он хотел исправить сделанное - он это сделал. И как она надеялась - пошёл на это прежде всего, для себя. Чтобы в своих глазах не быть го*доном. Впрочем, она сомневалась, что это в принципе возможно.

 

Алёна открыла дверь квартиры, и тут же нашла взглядом Никиту. Он сидел в углу прихожей, прислонившись спиной к стене. Сердце болезненно сжалось от этой картины, и Алёна как-то жалобно всхлипнула. 

Никита же перевёл на неё равнодушный взгляд, и Алёне стало нехорошо. К горлу подкатила тошнота. Не могла же она настолько всё испоганить? Сама, своими руками.

Но вот он молниеносно поднялся на ноги и бросился к ней, сжав руками так крепко, что она охнула от боли. Дыхание было тяжелым и надсадным, срывалось с губ рвано, и Алёна не могла понять, кому оно принадлежит. 

Никита втащил её в квартиру, сел на обувную полку и прижался к ней так, будто был маленьким ребёнком. Уткнулся лбом ей в живот и притих. 

- Прости меня… - шепнула Алёна, слыша сдавленное рыдание. И тоже не могла понять, кому из них оно принадлежит. 

- Я боялся, что ты не вернёшься. 

- Я бы вернулась в любом случае.

Он помотал головой и ещё крепче прижал её к себе. 

- Нет. Что не вернёшься ко мне. Я очень боюсь тебя потерять. Сегодня, когда ты позвонила… я домой… а тут тебя нет. Стал тебе звонить, ты молчишь, я к матери…

- Тчш! Всё-всё, тише. Ничего не случилось страшного. Мне просто с собой наедине побыть было нужно. 

Алёна обхватила ладонями лицо Никиты и заставила его поднять голову. В его глазах была боль - целый океан боли, которую она сама ему причинила. И от этого было так невыносимо тошно. 

- Я бы вернулась к тебе в любом случае. Потому что люблю тебя. И не хочу без тебя быть. 

Произносить эти слова было легко и просто, словно наконец наступил тот момент, когда они должны были быть сказаны. И когда он вскочил, когда точно так же, как и Алёна, взял в ладони её лицо и всмотрелся в глаза, боль исчезла, замещаясь неверием, что после превратилось в счастье.

 

Много позже, когда рассвет всё же занялся над городом, Алёна лежала в постели рядом с Никитой и смотрела на треугольник мутно-серого неба, виднеющийся через неплотно пригнанные друг к другу занавески. Сам Никита спал, обняв её, словно не желал отпускать даже во сне. 

Алёна улыбнулась, попыталась убрать его руки, но он не дал - зашевелился, прижался к ней ближе. Значит, с мечтами выпить наконец горячего кофе пока придётся расстаться.

Она снова всмотрелась в небо, что с каждой пройденной минутой светлело всё больше. 

Возможно, впереди их ждали новые испытания. Светка наверняка не угомонится. Да и Паша вряд ли вот так просто смирится с тем, что у Алёны с Никитой всё серьёзно. Но теперь всё было иначе. Она уже перешла на ту, другую сторону, где её ждало безусловное счастье. Где она научилась доверять тому, кто был рядом с ней. Где она научилась чувствовать себя нужной и важной. И где знала - она действительно будет здесь любима, что бы ни случилось.

Это была изнанка её жизни, на которой Алёну ждал Никита. Изнанка, где она была по-настоящему живой.