Страница 22 из 51
Олив застонал, голова болела нещадно, словно там, внутри неё, кто-то неведомый втыкал иголки в кору головного мозга с явным злорадством и особой жестокостью.
Мужчина плохо помнил, что произошло после того момента, когда он, содрогаясь в мучительных спазмах, так отвратительно извергал из себя содержимое желудка. Но зато он хорошо помнил, что произошло до того. Он пытался рассказать Кате правду во всей её неприглядной красе. Хорошо, что не успел. «Слава Богу, не успел!» – шепнул голос в ухо. Оливу ничего не оставалась, как согласиться, поэтому он нехотя кивнул, как будто голос мог заметить это его короткое движение.
Олив огляделся вокруг себя и тяжело вздохнул. Муниципальная больница. Этим сказано всё. Палата на пять человек, он один из пяти. Такой выдающийся, умный, всезнающий, ни на кого непохожий, богатый и знаменитый в определённых кругах – один из пяти в муниципальной больнице на казённых простынях в казённой же пижаме.
К тому же, ко всем остальным больным пришли посетители, принесли ненавистные Оливу кислые зелёные яблоки, которые сейчас он поел бы с превеликим удовольствием. Но к Оливу никто не пришёл, только презираемый им голос в ухе напевно шептал успокаивающие слова. Вдруг зазвонил мобильный телефон – его мобильный телефон, не казённый, а самый что ни на есть родной, любимый, желанный, потому что дорогой. Его «мать» торопилась сообщить прекрасную новость: Наташа согласилась помочь. Олив закрыл глаза, вдохнул, выдохнул, открыл глаза. Ещё не всё потеряно, и головная боль куда-то ушла, будто тому неведомому втыкающему иголки в Олива внутри черепной коробки кто-то гуманный легко и просто оборвал руки.
***
Наташа мучилась. Все выходные дни она не находила себе места. Откуда Нина узнала про тётино предложение? Что вообще творится в голове этой, теперь Наташа это точно поняла, явно безумной больной молодой женщины? Наташа несколько раз порывалась приехать на работу и взглянуть в эти странные, пугающие её глаза. Но смысл? Нина не разговаривает. Наташа даже не была толком уверена в том, что женщина понимает её слова. Хотя врач говорила, что да, безусловно, понимает, и её рассудок вовсе не повреждён.
В ночь перед рабочим днём Наташа не могла заснуть, ворочаясь, дрожа, трепеща под пуховым одеялом. К утру у неё всё-таки поднялась температура, но девушка заставила себя поехать на работу, она чувствовала, что ей жизненно необходимо увидеть Нину.
Переодевшись в униформу, Наташа практически вбежала в комнату… Нинина кровать была пуста.
– А где? Где? – пролепетала девушка, обращаясь к соседке Нины по комнате, милой старушке Варваре Алексеевне.
– Дак на эту отправили. На реабилитацию. Она туда два раза в год ездит. Без толку только, – бабулька тяжело вздохнула, жалея соседку.
Наташины ноги внезапно сделались ватными. Она пошла в медицинский кабинет, держась за белые стены. Сорок и один, безжалостно вынес свой приговор ртутный термометр.
***
Эти трое лежали в больнице с надеждой на выздоровление, близко друг от друга, флюиды, подобно вирусам, носились в воздухе и пронзали их тела острыми разовыми ночными болями, но они не сознавали природу этих болей и не покидали своих палат, чтобы встретиться друг с другом, а время между тем неумолимо двигалось вперёд, не делая перерывов ни на болезни, ни на меланхолии, ни на чувства… И только апатичной Катерине казалось, что оно безнадежно замерло в этой вечной тоскливой плачущей осени.