Страница 12 из 51
С самого утра Олив уже околачивался возле книжного магазина. Он искренне рассчитывал на то, что явно склонная к экзальтации Катя всё поняла, и всё простила. Ведь он это ради неё так расстарался: нагнал туману, нагрубил, чуть не спалил магазин. Мистификация!
Немного подумав, он опять злился. Да можно ли в такое поверить? Он ни за что бы не поверил, но ведь «бабы же дуры», это всем известно. И он смеялся, печалился, радовался, огорчался с переменным успехом все те пятнадцать минут, что уже торчал возле магазина. С ними надо подружиться! Или сделать вид, что подружился. Вон, у Мишки-то ловко получилось привлечь этих…дур на свою сторону. Но ничего, он ещё потягается! Он ещё докажет им всем!
***
Катя опоздала на работу ровно на тридцать минут, проспала. Это было странно, легла спать она довольно рано: Оксана собралась идти гулять с Мишей, поэтому Кате ничего другого не оставалось.
Уставший ждать Олив задремал на крыльце. Катя увидела его издалека и улыбнулась: человек ждал её, хорошо, когда тебя кто-то ждёт! Она тихонько потолкала его в плечо.
– Неудивительно, что ваш магазин едва сводит концы с концами, – пренебрежительно бросил Олив. – Если так к работе относиться, то недолго и по миру пойти с рукой протянутой.
Катя молча проглотила обиду. Этот человек хотел привлечь её внимание? Этому человеку она понравилась? Почему ему? Почему не Михаилу? Оливу должна была приглянуться Оксана, такая же язва, как и он.
Женщина открыла магазин и вошла, Олив вошёл следом:
– Познакомишь меня со своими родителями? «Не так сразу!» – недовольно зашептал голос в ухе. – «Как можно? Надо быть деликатнее»
Оливу страстно хотелось огрызнуться и сказать голосу всё то, что он думает о деликатности вообще и о своей гипотетической в частности. Но с голосом, как с Катей, разговаривать было нельзя. Впрочем, с Катей так тоже разговаривать было нельзя, но Олив просто не мог себя сдерживать.
– С родителями? – Катя испуганно вздрогнула. – У меня нет родителей.
– У всех есть родители! – перебил Олив. – Или живые, или хотя бы мёртвые. Оливу показалось, что голос в его ухе застонал от стыда, поэтому он слегка смягчился:
– Ты потеряла родителей?
– Я не хочу говорить об этом, – прошептала Катя, вжав голову в плечи.
Она не хочет об этом говорить! – Олив чуть не взвыл от досады. «Ты и, правда, надеялся сократить басню?» – голос в ухе даже прихрюкнул от восторга над наивностью Олива. Олив ничего не понял про басню. Зато он понял, что знакомство с Катей и Оксаной будет продолжительным.
– Может, погуляем вечером? – спросил он у Кати.
– Хорошо, – подумав, ответила молодая женщина. Олив даже подскочил от удовольствия, сегодня всё-таки его день. Михаилу придётся считаться с этим.
– Я встречу тебя после работы, – сказал он деловито.
***
Катерина и Олив гуляли, как и обещал, он встретил её у магазина.
– Значит, вы с Оксаной даже живёте вместе? – деланно поразился Олив, эта информация была ему известна.
– Ну, да… Я одинокая, она тоже, мы решили, что так удобнее, квартира у меня большая, а Оксана приезжая.
– Да, я и забыл, что твои родители умерли, – как ему показалось, удачно ввернул Олив. Голос в ухе кашлянул, напоминая о деликатности.
– А чем ты занимаешься? Где ты работаешь? – опомнилась Катя.
– Я… состою в комитете по борьбе с бедностью, – не растерялся Олив. «Надо же, даже не соврал!» – восхитился голос в ухе. Олив буквально почувствовал, что стал выше на пару сантиметров, от гордости за себя.
– А как вы боретесь с бедностью? – восторженно воскликнула Катя. – Это такая хорошая работа, благородная!
Голос в ухе Олива молчал, давая Оливу возможность самому выпутываться из положения.
Врать, врать и врать! Как же хорошо, что люди не подобны Пиноккио, и от вранья у них не растёт нос. Конечно, от этого страдает их совесть, но ведь совесть – это нематериальная категория, кого она вообще волнует. Вот Олив мог лгать без всякого зазрения совести, по одной простой причине – её у него отродясь не было. На секунду он даже пожалел Михаила, который совестился при каждом удобном случае, а лгать изначально не был приучен.
– Разными способами, – усмехнулся Олив. – В нашем арсенале их полно, но тебе это не будет интересно, давай лучше поговорим о тебе.
– Это обо мне неинтересно, – печально улыбнулась Катя.
– Напротив, напротив, – воскликнул Олив. – Я хочу знать о тебе абсолютно всё!
– Правда?
«Конечно же нет! Нужна ты мне больно!» – чуть было не сказал Олив, но вслух прозвучало другое:
– Да! Я хочу, чтобы мы… это, – он пощёлкал пальцами, вспоминая слово. – Подружились!
– Подружились, – протянула Катя разочарованно. – Подружились?
Олив молчал, Олив недоумевал, Олив… испугался, когда до него дошло, о чём подумала Катя. Такого подвоха он не ожидал. Как? Как скажите на милость, он будет притворяться влюблённым? Ещё и целовать с этой безголовой прикажете? Сам процесс обмена слюнными жидкостями вызывал у Олива приступ нервного смеха и тошноты. Или тошноты и нервного смеха. «А как ты хотел?» – шепнул голос в ухе. И Олив от досады ударил себя по уху с размаху.
– Что это было? – отскочила в сторону Катя.
– Чёрт! – простонал Олив. И кто-то снова ударил его палкой по спине, отчего Олив неожиданно для Кати и себя самого упал в обморок. Приводя немилого друга в сознание, Катя расстегнула чёрный мятый плащ: свитер Олива был надет задом наперёд. «Иногда и приметы срабатывают» – шепнул голос в ухе, но Олив его уже не услышал.