Удар под ребра

И тон, и лаконичность ответа настолько не вязались с общей обстановкой, что я моментально напряглась.

– Время? Что это значит?

– Скоро семь. Наверное, надо все-таки поужинать. Ты ведь тоже не ела после работы?

– Кажется, ты имел в виду другое.

– Нет, – сказал Гоша – я вздрогнула от не слишком сильного, но ощутимого удара под ребра и ошеломленно посмотрела на него.

Поняв, в чем дело, он резко притянул меня к себе.

– Прости. Это ведь уже не так больно, да? Прости меня…

От волнения он изменился в лице, что случалось с ним редко, и я смягчилась.

– Ничего. Бывает. И почти со всеми. Так что ты хотел сказать?

– Любите же вы, девушки, выяснять отношения.

Гоша глянул на меня с комично-страдальческим видом. 

– И все же? – Я не улыбнулась.

– Ну правда, давай не будем. Я приехал, потому что хотел тебя увидеть. Очень хотел. А теперь я очень хочу есть.

– Вот заладил, а! Любите же вы, парни, все сводить к еде!

– Путь к сердцу мужчины лежит через желудок. А поскольку у тебя тут четыре ресторана и тебе самой готовить не надо, ты еще легко отделалась. Нечего и жаловаться.

К разговору о «времени» мы больше не возвращались. После еды решили разок сыграть в бильярд в гостинице и не на шутку увлеклись. За два часа я успела один раз выиграть с незначительным перевесом и два – сокрушительно проиграть, ушибить палец о бильярдный стол и испачкать обе руки синим мелом для кия. Мы не замечали времени – это вызывало ассоциации с отпуском, однако мне с утра предстояло работать а Гоше, увы, уезжать.

На всякий случай я спросила, не может ли он остаться еще на день, хотя ответ уже знала.

– Есть дела. Все-таки три работы и учеба. Хоть где-то иногда появляться надо, – усмехнулся он.

– Ничего, я и сама на днях приеду…

– Вряд ли надолго.

– Хватит, до диплома еще куча времени. И вообще, зачем об этом…

У меня все странно сжалось внутри. Слишком много сложностей, нет, лучше вернуться к этому позже.

– Не нервничай, – посоветовал Гоша.

Я кивнула и не сказала больше ни слова, пока мы ехали в лифте на мой седьмой этаж.

С утра внезапно распогодилось, даже выглянуло солнце. Я пожелала Гоше счастливого пути, стараясь выглядеть воодушевленной и спокойной (скоро же увидимся!). Он был, как всегда, сдержанным, но при этом довольно мягким. Поцеловал меня, пожелал удачи, решительно сел в машину и покинул шикарную гостиничную парковку.

Я провожала автомобиль глазами до тех пор, пока он не встроился в бурный поток других машин, и с преувеличенной энергичностью зашагала к метро. Подумала, что можно было попросить Гошу подбросить меня туда, но долгие проводы  – лишние слезы, или как там… «Все. Работать, работать, работать. Сосредоточься. И хватит сантиментов», – приказала я себе.

Пообедать с папой не получилось: как раз на это время у меня была назначена встреча с Анри в галерее, где выставили его работы. Я усмехнулась, вспомнив свою первую мысль (каким самовлюбленным надо быть, чтобы устраивать интервью в таком месте) и его поспешно и хмуро брошенную фразу: «Я тут сейчас много времени провожу, дел немало». Я не надеялась, что мы с Анри подружимся, но никак не ожидала и того, что в итоге произошло.

«Гению» было лет двадцать пять от силы. Выглядел он как типичный клубный мажор: зализанные блондинистые волосы, очочки без стекол, зауженные джинсы, пиджак лазурного цвета. Как с обложки журнала. Женского.

– Как, говорите, называется ваше издание? – надменно спросил он первым делом, хотя накануне я повторила это несколько раз.

– «Арт-Элит»,  – сказала я послушно.

Название было приятным, мягким и раскусывалось как конфета, оставляя карамельный привкус.

– А-а, – без особого интереса протянул Анри. – Давайте начнем, у меня мало времени.

«У меня, можно подумать, его вагон».

Вопросы я, разумеется, подготовила заранее, поэтому начала без запинки:

– Почему все ваши снимки монохромны? Это особая эстетика?

– Это… классика. Всегда свежо, эффектно, к тому же, такой режим съемки фокусирует внимание на тонких оттенках и деталях…

Анри пожал плечами, выражение его лица будто говорило: «Ну, если ты до сих пор не поняла мою мысль, то ты безнадежна». Он вел себя так, словно это было тысячное интервью в его жизни.

– Вы предпочитаете верхнюю точку съемки…

– Ага.

– Как вы это объясните?

– Люблю как бы возвышаться над происходящим.

«Оно и видно».

Наш фотограф плясал вокруг Анри, снимая его со всех ракурсов – правда, верхняя точка съемки исключалась, потому что «гений» был на голову его выше.

– Судя по вашим работам, вы больше любите запечатлевать бытовые сцены с участием людей. Почему не портреты и пейзажи?

– М-м… я фотографирую саму жизнь, – не слишком охотно сообщил Анри, и внезапно я ощутила это.

Удар под ребра.

Удар под ребра?! Я удивленно уставилась на Анри, будто надеясь прочесть по его взгляду, в каком именно слове и, главное, зачем он мне соврал.

«Детектор забарахлил?! Этого не хватало. Почему? Неужели из-за чувств к Гоше? Нет, только не это…».

Несмотря на нарастающее беспокойство, я почти инстинктивно продолжала:

– Но ведь пейзажи и портреты  – тоже жизнь, разве нет?

– Человеческая природа интереснее.