Удар под ребра

Я понимала, что Тим прав, но пока не находила в себе силы оценивать перспективы – нужно было сначала осмыслить произошедшее. Я пыталась отыскать рациональные объяснения (если к подобным явлениям вообще можно подходить рационально) тому, что ничего не ощущаю, когда мне врут. Недавнее плохое самочувствие? Магнитные бури? Гормональный сбой? Усталость? Ни один пункт из этого списка никогда не влиял на мой дар. Влияли лишь сильные стрессы – и то в обратную сторону.

– Послушай, – осенило меня, – а может, я и раньше чувствовала не всю ложь? О-о, это было бы ужасно. В таком случае, мир еще хуже, чем я думала.

Тим тщательно вытер руки и лицо салфеткой, вышел из-за стола, шагнул ко мне и, заключив меня в объятия, уткнулся в мои волосы.

– Обожаю твой запах. Он теплый, мягкий, но при этом с легкой горчинкой – мне кажется, запах характеризует человека, потому что ты как раз…

– Ага, самое время для теорий, – буркнула я.   

– Никаких теорий, я просто соскучился. – Он слегка спустил рукав свитера с моего плеча, коснулся губами моей кожи и поддел пальцем бретельку моего бюстгальтера. – Жаль, что у тебя нет бордового кружевного. Если честно, это одна из моих фантазий.

Я открыла рот, чтобы заметить, что для обсуждения фантазий тоже не время, но какая-то сила заставила меня вместо этого прильнуть к его губам… «Ерунда, впереди целая жизнь, чтобы это обдумать – сейчас гораздо важнее то, что он… что мы…». Если честно, в тот период важнее, чем «он» и «мы» для меня не было ничего вообще.

Мой дар ушел бесследно. Поскольку «дар ушел» звучит довольно грустно, я предпочитала называть это «болезнью» – так вот, я излечилась. Почему-то казалось – навсегда. Будто кто-то свыше решил, что внутренний детектор лжи мне больше не требуется, раз я окружила себя правильными людьми. Вернее, одним правильным человеком.

Мой круг общения никогда не был особенно широк, а сейчас и вовсе сузился до одного Тима – ну хорошо, и мамы (с Аней мы болтали по телефону и в соцсети, с Гошей виделись нечасто). Тим тоже легко ограничивался коллегами и мной. Кажется, он был настолько самодостаточным, что ему хватило бы и самого себя, а толпа галдящих друзей только мешала бы вдыхать жизнь полной грудью. Я – не мешала.

Меня ждал второй счастливейший, как я тогда думала, период в жизни. Этот казался еще лучше предыдущего, потому что подарок судьбы, которым я считала потерю дара, позволил мне наслаждаться своим счастьем на полную катушку. Отступление «болезни» сработало как бритва Оккама – отсекло ненужное, отвлекло меня наконец от человеческих пороков, сместило фокус внимания на позитивные моменты.

Но это произошло не сразу. Как человек, запрограммированный по умолчанию на негатив, сперва я умудрилась испугаться и чуть было не впала в депрессию. Ведь несмотря на все неудобства, которые мне приносила «болезнь», она не только служила броней от жестокого мира лжи, но делала меня уникальной, даже давала повод иногда задуматься о какой-то там высшей миссии. И во многом определяла мой жизненный путь: из-за «болезни» я хотела уехать в другой город, частично из-за нее начала жить с Тимом, из-за нее избегала больших компаний, тщательно выбирала друзей. Мне не приходилось много думать о будущем – оставалось следовать ощущениям. Теперь, незащищенная, слившаяся с толпой, без всякой цели и миссии, я вдруг показалась себе жалкой и никчемной. И что с этим делать?..

Но уже через неделю я четко ответила себе на этот вопрос: наконец-то стать беспечной, ничего не бояться, никого не слушать и не осуждать. Я начала чаще заговаривать с людьми просто так, ощущала себя как никогда легкой на подъем, почти всемогущей.

На майских каникулах мы с Тимом устроили себе мини-отпуск в Ельце. До сих пор мне не довелось познакомиться с его родителями, а тут общение с приятными людьми, коими они оказались, совмещалось с прогулками по совсем небольшому, хрупкому, игрушечному городку. Днем мы вдвоем бродили, фотографировались везде, где было можно, даже на фоне граффити, Тим рассказывал истории из своего детства (у него, кажется, с каждым домом была связана своя). И я с восхищением думала, что такая неординарная личность как он могла родиться и вырасти только здесь, в Ельце – в камерной, но вдохновляющей обстановке. Вечером мы пили чай с его семьей, и иногда, как в любой мелодраме, мне казалось, что это и моя семья тоже. Хотелось делиться секретами с улыбчивой, добродушной матерью Тима и слушать советы его серьезного, в самую меру властного отца, которые он давал по любому поводу. 

– Хорошо, если подростку, познающему жизнь, не нужно ни в чем сомневаться – отец всегда точно знает, как следует поступить, – шутливо произнесла я однажды, когда мы ложились спать на диване в бывшей комнате Тима.

– Как раз эта его категоричность вызывала во мне бурный протест, – возразил он. – Человек должен делать выбор сам, даже если ему тринадцать.

– Но совет не помешает.

– Папа преподносит их так, будто это не предпочтительный, а единственно возможный вариант действий.

– Значит, в ранней юности ты с ним не ладил?   

– Честно говоря, не слишком.

– А с мамой? У тебя такая милая мать… с ней просто невозможно поссориться, да?

– Поссориться – может быть. Но… я не воспринимал ее как личность.

Эти слова, произнесенные задумчиво-спокойным тоном, показались мне чудовищными. Я даже приподнялась на подушке.

– Ты что такое говоришь?

– Может, со стороны это и не бросается в глаза, но она полностью подчиняется отцу.