Охотничий пес

Анна посверлила его пустым глазом, но ответила:

- Я не доверяю не только тебе, но и твоим сомнительным навыкам.

- Сомнительным навыкам? - переспросил он, будто не расслышал.

- Что тебя удивляет? - она растянула коралловые губы в полуулыбке. - Ты никогда не был профессионалом, каким себя считаешь. Нюх - все, чем ты можешь похвастаться, и даже в этом случае, я предпочту довериться Волчонку, чем тебе.

- О чем ты таком говоришь? Я самый известнейший ауто-да-фер своего поколения.

- Лишь только из-за твоего псового носа, не велико достижение. Твои способности выслеживать и нейтрализовать магов заканчиваются на вынюхивании их грязных портков и неумной стрельбе направо и налево золочеными пулями, которые лишь для тебя одного Секретарий выделяет больше, чем для кого бы то ни было. Тебе тут гордиться вовсе нечем, - и с презрением добавила: - Ты просто пес.

Он соскочил с железной скамьи, и ударился макушкой о низкий потолок со звучным дребезгом.

- Какая муха тебя укусила!

Желтый луч света, когда их транспорт, круто развернувшись по дороге, накренился в бок навстречу солнцу, промелькнул по кузову, выхватив на миг из темноты потупившую взгляд Ханну, победоносно улыбающуюся Анну и глаза Марка, наполненные сожалением, выскользнув из крошечного решетчатого окна. Только черные глаза-жуки Збынека все также лучились верностью, как и положено.

- Сядь, Иен, пока ты не соскользнул на повороте и не ударился пустой головешкой, - промурлыкала она, он нехотя послушался, мысленно кроя коллег всеми известными ему бранными словами.

Воцарилось гробовое молчание, нарушаемое только ревом двигателя мобиля. Иена раздражало, что ему пришлось преждевременно капитулировать, и все-таки препираться с Анной было бессмысленно: она была права, и он это знал. Он и вправду никогда особо не отличался выдающимися познаниями в магоборческом ремесле, полагаясь исключительно на свой уникальный дар. Но будь он хоть четырежды заколдован чертями Лучафэра, если когда-нибудь вслух признается этой суккубше, что она права - вот что ему мыслилось каждый раз, когда он встревал с ней в очередной бесконечный спор. Ему было жаль, что он выстрелил в нее тогда. Ему казалось, что это было в какой-то другой жизни, и хотелось это позабыть навсегда как о страшном сне. Долгожданное прощение - вот, чего он жаждал больше всего на свете, и что отчаялся получить. Иен медитативно прикрыл глаза.

Пропитанный запахами воздух попадал в затхлый кузов полицейского мобиля сквозь микроскопические щели, доносящий до Иена отдаленные отголоски многочисленных душ людей, животных, разнообразной еды, материалов и отравленного мануфактурного чада. Он простирал, подобно златоперым крыльям ангела исполина, сверхчувствительный нюх, ловя мириады запахов, пропитавших индустриальный город. Сухой ветер разносил души всего материального на многие километры, Иен с жадностью проглатывал сладострастные и смердящие фантомы мира сего, пробуя на язык, да рисуя в воображении детальнейшую картину города, тканную призрачными узелками и мазками тончайших ароматов во всем расточительном разнообразии. До него доносились запахи конского навоза, карамельных яблок, плесневелого сыра и протухшего молока, сопревающих на жаре потных подмышек людей и других ароматов. Его носа прикоснулся запах духов Анны, лаванда с жасмином. Она до сих пор не поменяла туалетную воду, оставаясь верной своим вкусам...

Вдруг водитель-полицейский истошно завопил, выкрутив баранку самоходки, они с дичайшим визгом резиновых шин сорвались с дороги на пешеходный тротуар и врезались в фонарный столб...

У Иена в ушах забренчали колокола, во рту почувствовался привкус крови...

Он приподнялся, навалившись на двери, раскрыл их, впуская внутрь ослепительный свет полудня, и осмотрелся. Взгляд сфокусировался не сразу, пред ним застыли размытая пелена и солнечные зарницы, колокола продолжали отбивать в голове шум, вынуждая зажмуриваться от зернящейся боли.

- Все живы? - спросил Иен, охрипло, и понял, как бессмысленно прозвучал вопрос.

- Нет, померли, - раздраженно сплюнула Анна. - Проверь нашего водителя.

Тря пальцами ушибленный лоб, Иен в несколько косолапых прыжков обогнул кузов самоходки и заглянул в водительский салон, смятый в гармошку.

- Он мертв, - бескомпромиссно ответил он Анне, которая в ответ отборно ругнулась.

Маркус вывалился наружу из кузова и заковылял к водительскому месту, приподняв расквашенную в кровь голову полицейского за черно-бурые волосы, на его лице застыла восковая маска страха. Иен осмотрелся по сторонам, заинтересованные чужим несчастьем люди стягивались сюда со всей улицы. До его носа донесся приторно-паточный запах магической сущности...

- Чего это он так испугался, что рванул в фонарный столб? - тоненький голос Ханны надломился как лед под слоном.

- Этого, - сказал Иен, указывая в собравшуюся толпу, где послышались удивленные охи и вздохи.

Вся улица затаила дыхание в заиндевелом оцепенении, наблюдая одного мужчину в возрасте и в сером пиджаке профессора колледжа с пятнами преподавательского мела на рукавах. Ослепительно-белый свет полуденного солнца проходил сквозь неясное тело, не отбрасывая на асфальт даже кургузой тени.

- Сэр? - спросил Иен призрака.

Мужчина бросил рассеянный взгляд в сторону Иена, и его седовласые брови-стрелки поползли на лоб, вопросительно вспорхнув над линзами-половинками очков в тончайшей оправе.

- Что я здесь делаю?..

- Как вас зовут, сэр? - спросил Иен, стараясь держать свой голос ровным.

- Коллинз Хили... я профессор высшей математики в Общественном Каннескарском колледже имени Марие...

- Профессор, вы только не волнуйтесь, - успокаивающим тоном сказал Иен.

Присутствующих людей обуял приступ ужаса, они исказили лица в ужасающих гримасах, заревели, и разбежались кто куда. Мужик в робе разнорабочего начал долбиться о кирпичную кладку ближайшего дома головой в каске, как муха, не могущая вылететь в чуть приоткрытое окно. Долговязая дама с ребенком на руках, бросилась на трамвайные рельсы, распластавшись на них, как на свежескошенной лужайке. Люди сразу кинулись ее оттаскивать, или, хотя бы отобрать орущего на руках младенца. Беспокойство бесплотного призрака заражало психически нестойких людей манией самоубийства, и это только сильнее его пугало, усиливая вокруг нестабильное ментальное поле.