Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 12

«Уж не хочешь ли ты забрать меня к себе, отец?»

«Пока не время. Судьбой тебе предначертано прожить столько, сколько прожил я».

Мехмед хотел что-то возразить, но было уже поздно. Видение отца исчезло.

Утренний солнечный луч заиграл на лице спящего молодого монарха. Он открыл глаза и вспомнил свой недавний сон. Сбылось его желание. Под влиянием опиума султан смог подсознательно общаться со своим отцом. Одно его тревожило. Неужели ему суждено умереть также рано – в неполные пятьдесят лет?

Мехмед вскочил с постели и подошёл к окну опочивальни. Приятное солнечное утро придало ему свежие силы. После долгого сна голова прояснилась, и он мог уже здраво мыслить.

– Позови ко мне вчерашнего лекаря, – приказал султан слуге, и вскоре венецианец вновь предстал перед ним.

– Я доволен тобой, эким. Твоё вчерашнее снадобье оказало благотворное воздействие на меня.

Якопо покорно склонил голову.

– Где ты обучался врачеванию?

– У своей матери. Она была известной знахаркой.

– Она жива?

– Нет, ваше величество. Инквизиция признала её ведьмой и сожгла на костре у меня на глазах, когда я был ещё мальчишкой.

– Вот почему ты принял нашу веру?

– Сказать по правде, я не являюсь приверженцем ни Иисуса Христа ни Аллаха.

– Стало быть, ты просто безбожник? – воскликнул Мехмед.

Якопо посмотрел на него холодным взглядом и криво усмехнулся.

– Не совсем так, ваше величество. Просто мне не хочется поклоняться тем, которых придумали некие хитрые люди, дабы подчинить своей воле остальных.

Вульгарная трактовка двух мировых религий сильно смутила султана. Будучи человеком просвещённым, Мехмед сам иногда подвергал ревизионизму мусульманские догмы, но до такого откровенного богохульства дело не доходило. Тем не менее, он получал удовольствие, от общения с таким оригинальным собеседником и потому решил поменять эту щепетильную тему.

– Надеюсь, твои познания в медицине не ограничиваются знахарским искусством матери? – спросил Мехмед.

– Нет, конечно. Я много путешествовал, изучал бесценные труды Авиценны среди арабов и несколько лет прожил в Индии, переняв интересный опыт врачевания у индусов.

Последнее заинтересовало Мехмеда: он был наслышан об этой стране.

– Какие же познания ты приобрел?

– Лечебный процесс индийских знахарей в корне отличается от нашего. Там используется совсем иная идеология.

– Какая же? – заинтересовался султан. – Расскажи поподробней.

– Ну, во-первых, индусы считают, что любое заболевание – это проявление не столько физической, сколько духовной слабости, и потому в основу лечения положено восстановление душевного равновесия больного. Для избавления от недугов человек должен напрячь и сконцентрировать всю свою волю, используя при этом силы природы. Снадобья же рекомендуются применить лишь в крайнем случае, какой был, например, вчера.

– Это мудрый подход, – заметил Мехмед, опять вспомнив свой сон. – Как же они советуют задействовать эти силы?

– Индусские врачи, считают, что человек должен находиться в постоянном контакте с солнцем, луной, водной и воздушной стихиями. Когда же он утрачивает эту связь, его сразу одолевают болезни. Кроме того, они советуют ограничить потерю любой жидкости из тела, как красной, так и бесцветной, не исключая мочу и сперму, ибо считается, что с ними из человека уходит его жизнь.





– Ну, красная жидкость – понятно, а вот остальные… не вижу смысла. Ведь моча – это избыток человеческой влаги, ну а про сперму и говорить нечего.

– Индусы утверждают, что человек должен выпить воды столько, сколько необходимо для его нужд. Избыток жидкости – излишняя нагрузка на внутренности. Сперму же надо использовать только для зачатия потомства и не растрачивать бессмысленно в любовных утехах, ибо в ней хранится мужская мощь.

Мехмед увлечённо слушал новые для него медицинские толкования.

В это время в комнату со слащавой улыбкой на губах вошёл слуга.

– Что тебе надо? – с раздражением сказал Мехмед, нехотя прерывая интеллектуальную беседу.

– Прошу прощения, ваше величество, но только что я получил отличную новость и решил поскорее преподнести.

– Какую же радость соблаговолил послать нам Аллах? – сразу же оживился султан.

– Всевышний послал небесную кару на твоего заклятого врага – короля венгров Яноша Хуньяди.

– Какую? – воодушевился османский повелитель.

– Он умер от «чёрной смерти».

– Маш-Аллах! – воскликнул на радостях Мехмед, но потом внезапно сник.

Сон, который он увидел накануне, оказался вещим и уже стал сбываться. Аллах помог ему, и это не могло не радовать. Но, с другой стороны, мысли султана омрачало второе пророчество его отца, которому рано или поздно тоже было суждено сбыться. Находясь под счастливым впечатлением от услышанной вести, молодой султан стал прогонять от себя дурные мысли, связанные со смертью.

«Я ещё так молод и до того возраста так далеко, – подумал он беспечно, – теперь же надо всерьёз заняться новой столицей».

Мехмед опять перевёл своё внимание на Якопо.

– Я назначаю тебя своим придворным экимом, – сказал султан тоном, не терпящим возражений. – Следуй с нами в Стамбул.

Лекарь спокойно воспринял это неожиданное решение, и даже создалось впечатление, что будто он предвидел подобный исход.

– Слушаюсь, ваше величество, – ответил бывший венецианец.

Так началась карьера при османском дворе Якопо де Гаэте, которого скоро стали величать Якуб-паша.

Во время отсутствия султана все государственные дела, как обычно, возлагались на великого везиря Халала. Так было, когда царствовал отец Мехмеда Мурад, так и осталось теперь. В новой столице Халал стал насаждать османский порядок. Прибывающей в Стамбул турецкой знати он за хорошую мзду раздавал лучшие места в городе в результате чего Стамбул, чем далее, тем больше стал походить на обычную турецкую провинцию. Иностранные посольства пока не решались обосноваться в новой столице. Всем казалось, что османы пришли сюда ненадолго и город в скором будущем будет отвоёван обратно. Только предприимчивые венецианцы и генуэзцы, как ни в чём не бывало, продолжали своё торговое дело.

Как только Мехмед прибыл во дворец, он тут же собрал диван, на котором присутствовали великий везирь Халал, муфтий и лидер про-турецки настроенных византийцев Лука Нотара. Тот самый Лука, который на последнем совете императора Константина Драгаша пораженчески воскликнул, что предпочёл бы увидеть в городе турецкий тюрбан, нежели латинскую тиару. Судьбе было угодно, чтобы желание этого туркофила сбылось, и теперь он стал одним из приближённых Мехмеда.

– Меня волнует нынешнее состояние столицы, – начал султан. – После грабежей и погромов она очень медленно восстанавливается. Всюду видны следы былой разрухи и запустения. Прибывающие сюда для проживания турки не застраиваются, а коренное население не думает возвращаться обратно. Восстановление города я поручил великому везирю, однако он занят тем, что раздаёт направо налево хлебные должности своим доверенным лицам, что отнюдь не способствует созиданию столицы.

– Ваше величество, – стал оправдываться великий везирь, – я назначаю на ключевые посты людей из самых знатных османских родов. Это должно привлечь сюда для постоянного проживания многих турок из различных провинций нашего государства.

– Без обратного притока коренного населения мы не восстановим город. Османская знать привыкла повелевать и потреблять. С ними мы Стамбул не построим, ибо для них этот город чужд. Мне нужны люди, которые способствовали бы процветанию города. Мне нужны опытные архитекторы и строители, мастера и ювелиры, учёные и художники. Разве есть такие среди османской знати? Нет и никогда не было.

– Ваше величество, – начал Лука Нотара, – есть один верный способ вернуть население обратно.

– Говори какой?

– Первым делом, надо восстановить религиозные центры. Иными словами, учредить прежние константинопольские патриархаты. Чтобы православные имели свои соборы, армяне – свои церкви, а евреи – синагоги. Вот тогда прежние жители вернутся, а без них этот город никогда не будет процветать.