Страница 24 из 96
Я обнял любимую сзади и прижался щекой к её виску. Так мы и стояли, пока Надя не успокоилась. Повернув её к себе, я кончиком носа вытер мокрую дорожку на щеке. Надя улыбнулась, и я поцеловал её в нос. Это была счастливая и мирная картина, и вряд ли со стороны можно было догадаться, какое раздражение снедало меня в тот момент.
Завоевав Надину любовь однажды, мне больше не нужно было сражаться за неё, преодолевая себя. Нет, теперь пришло время ежедневно и планомерно трудиться над отношениями. Мне и хотелось этого – да! – но тут вступал в дело безжалостный наблюдатель. Его интересовала не планомерная работа – для меня, привыкшего к труду, она не представляла серьёзного вызова, – а преодоление страха. А страх перед знакомствами по-прежнему был на месте: прежде чем мне удалось его победить, я встретил Надю. Моя слабость маячила у меня за плечом, хватала пальцами за одежду. И разделаться с ней из такого положения было невозможно – нужно было повернуться лицом.
В двадцать два года у меня на счету было четыре сексуальных партнерши. Я был уверен: этого мало. Каждый день, когда мне не приходилось преодолевать себя, завоёвывая новых женщин, увеличивал мою неудовлетворённость собой.
При этом мне не приходило в голову сравнивать других девушек с Надей: она была вне конкуренции. И да, Надя была прекрасной любовницей. Но она была одна.
Ситуация выглядела сложной, но не безвыходной. Любовь не имеет ничего общего с правом собственности, писал Владимир Леви[1]. Проявлять любовь – значит заботиться о человеке, стараться сделать его счастливым, а вовсе не ограничивать его свободу или отдавать свою.
Я изучал тему моногамии и полигамии, обращаясь к литературе и интернету. Перед моим внутренним взором оживали древние эволюционные механизмы: мужчины пытаются оплодотворить как можно больше женщин, чтобы распространить свой генофонд; женщина же, забеременев, должна удержать одного мужчину – кормильца для неё и ребёнка.
В итоге складывалась следующая картина: мужчины от природы чаще полигамны, женщины – наоборот. Для некоторых людей секс отделён от чувств, для других – неразрывно с ними связан. Себя я относил к первым, а Надю – ко вторым. Для секса ей обязательно требовалась эмоциональная близость. Встречаясь с парнем, она могла рассматривать других лишь теоретически, на практике же они её не интересовали: для неё существовал лишь один мужчина.
Был очевидный путь прекратить этот конфликт интересов – отказаться от моих амбиций по поводу других девушек. Но я не понимал, почему должен так поступаться своей сущностью. Надя устроена так, а я – эдак, и никто из нас не выбирал врождённых склонностей. Нужен был компромисс.
Со временем я кое-что придумал. Мы с Надей могли попробовать секс втроём – например, с общей подругой, – а потом и более свободные отношения. Помешать отношениям с Надей это не могло, ведь на нашей стороне оставались честность и эмоциональная верность – действительно важные вещи.
Надя могла сомневаться, что она останется самой лучшей, если в моей жизни будет кто-то ещё. Но чтобы отбросить сомнения, достаточно было одного: попробовать. Ведь если вчера мы лежали в одной постели с нашей подругой, а сегодня я люблю Надю ещё жарче и нежнее… лучше доказательства и не придумать.
А уж если Надя решила бы разделить со мной развесёлое дело соблазнения девушек – я и вовсе был бы счастлив. Это было вполне реально: Наде девочки нравились чуть ли не чаще, чем мальчики.
Там, где не предполагался обман, не могло быть и измены. Эту прекрасную теорию подтверждала масса примеров как из литературы, так и из жизни. Взять хотя бы нашу знакомую семейную пару: они счастливо жили в свободных отношениях уже почти десять лет и воспитывали двоих детей.
Разговор на эту тему повторялся каждые несколько месяцев. Со временем Надя согласилась с моими доводами, но просила подождать с применением их на практике: она была не готова. Конечно же, я не спорил, но каждый раз, когда она в очередной раз просила отложить эксперименты, я чувствовал внутри предательское облегчение, которое немедленно вызывало злость: в эти моменты я покорялся собственному страху перед знакомствами, отодвигая испытание, а такого права у меня не было.
C момента первого такого разговора прошло уже почти полтора года, а с момента начала отношений с Надей – целых три. И чем дальше, тем более болезненными становились мои ощущения: я избегал схватки со страхом, признавая своё поражение. Секс, изначально выглядевший как приятный бонус к знакомствам, в моей голове обретал всё большую значимость. Недоступность других девушек превращала их в фетиш.
Конечно, Надя не была заинтересована в экспериментах, которые я ей предлагал. Но она вполне могла пойти мне навстречу, пусть и без энтузиазма. Нет, её сдерживало не отсутствие интереса, а кое-что другое, очень и очень важное. То самое, что останавливало меня когда-то от знакомства в автобусе, и то, что заставляло меня сейчас так страстно и болезненно жаждать этих знакомств. А именно – страх и нежелание покидать зону комфорта. Сейчас Наде было хорошо. Я же её звал туда, где ей виделась неопределённость.
* * *
Через полчаса ласк и горячего чая мне удалось убедить Надю, что её подозрения насчёт девушки в поезде были лишь домыслами. Мы легли спать рано: завтра нас ждало восхождение.
Всю ночь дверь балкона была открыта. Под утро на улице мягко зашелестел дождь, и я проснулся. Утренняя серость приглушила цвета. За окном повисла дымка, цветы на балконе раскрылись навстречу влаге. Их аромат слегка кружил голову, вызывая желание попробовать дождь на вкус. Я тихо встал и посмотрел вдаль. Поросший лесом склон уходил прямо в тусклую пелену: Альпы были затянуты облаками.