Страница 33 из 72
ГЛАВА XIII
Бет украшала рождественскую елку в центральной комнате. В этом году они припозднились, потому что все были слишком заняты: отец — на работе, мать — с новорожденным ребенком, а сама она не смогла найти времени из-за всяких мелочей, которыми нужно было заняться в эти дни: купить подарки для родных, сходить в гости к бабушкам и дедушкам, повидать друзей. Кроме того, у нее было много работы по дому, потому что маленький Джеймс не оставлял матери времени, кажется, ни на что, и Бет обнаружила, что готовит еду, стирает и убирает куда больше обычного. Итак, наступил канун Рождества, на улице лежал снег, атмосфера в доме наполнилась возбуждением и ожиданиями. Бет развешивала на елке мишуру и разноцветные шарики. Жизнь была прекрасна — и все же ей чего-то не хватало. Она никак не могла обрести полного внутреннего покоя с того весеннего дня, когда столкнулась лицом к лицу с этим необыкновенным мальчиком у речки. Она никому о нем не рассказывала, а секрет, вопреки всем усилиям, так и рвался наружу, однако, к собственному удивлению, она сумела его сохранить. Что-то в том мальчике вызывало в ней беспокойство, которое не оставляло ее с тех пор, и она приобрела привычку к долгим одиноким прогулкам по лесу и полям в надежде встретиться с ним снова. Но по мере того как проходили дни, а никаких признаков мальчика не попадалось, встреча казалась ей все более и более призрачной, и Бет уже гуляла просто так, потому что лишь среди деревьев и полей к ней приходила умиротворенность.
В конце концов, однако, она поборола это внутреннее чувство и снова налегла на школьные занятия, которые пришли в страшный упадок из-за ее неспособности сосредоточиться на чем бы то ни было больше нескольких секунд кряду. Для окружающих — матери, отца, старшего брата, учителя и друзей — она начала больше походить на себя прежнюю. Бет вновь стала веселой милой девочкой, вежливой и прилежной, и была этим довольна, потому что любила своих близких и огорчалась, когда они расстраивались. Но сама-то она знала, что это всего лишь притворство, выстроенная ради них видимость, и что за внешним фасадом ее по-прежнему сжигают беспокойство и тоска. Тем не менее она надеялась, что, если работать над собой достаточно усердно, эти чувства наконец исчезнут, и, когда со временем лицо мальчика и его темные глаза начали угасать в памяти, она даже поверила, что ей это удается. Этой осенью и зимой она ходила на несколько вечеринок, и ей там очень понравилось. Сегодня вечером она собиралась пойти на танцы в сельском клубе. Девочка сгорала от нетерпения; как только она покончит с елкой, то сразу поднимется наверх в свою спальню и начнет готовиться к выходу.
Однако всего несколько недель назад Бет приснился сон — вовсе не дурной, совсем даже наоборот, но с ним на нее снова нахлынуло все прежнее волнение. Ей приснилось лицо мальчика, и во сне она видела его так же ясно, как если бы он стоял перед ней; его живые глаза смотрели на нее точно так, как в тот день, и ее странно тянуло к нему. Затем пошли бессвязные обрывки других сценок: в одной из них она шла рядом с ним по горной тропе, за ними следовали собака, барсук, заяц и большая коричневая сова; в другой он давал ей кольцо, прекрасное кольцо из янтаря глубокого золотистого цвета с серебряными прожилками внутри.
С тех пор такие сны повторялись почти каждую ночь, и хотя образы животных, лица мальчика и чудесного кольца не исчезали, другие части картины менялись: в каких-то из снов они шли вдоль обрушивающегося на берег морского прибоя, а в других они были на болоте, одинокие, несчастные, затерявшиеся в ночи. Сны приходили так часто и были настолько реальны, что иногда ей казалось, будто они и есть ее настоящая жизнь, тогда как происходящее днем только мерещится. Бет начала жить в странном сумеречном мире, где две реальности перепутались и смешались до такой степени, что она часто удивлялась посреди дня, почему с ней нет мальчика и животных, а еще она обнаружила, что в разговорах с матерью или друзьями ссылается на случаи из мира снов.
Пришло Рождество, и она надеялась, что праздничные забавы и восторги помогут ей вернуться к нормальной жизни. Да, так она надеялась, но при этом самым странным было то, что, хотя сны запутывали и тревожили ее, она не могла дождаться, когда день закончится и можно будет снова уйти в мир грез и оказаться вместе с маленькой компанией, путешествующей вдали от городов.
Девочка уже поправляла напоследок фонарики на елке, когда из кухни ее позвала мать:
— Бет, милая, накрой на стол, хорошо? Отец скоро будет дома, и еда почти готова. Достань для нас стаканчики под шерри; можешь небольшую рюмочку и себе поставить. — Последовала пауза, и Бет услышала стук кастрюль на кухне. — Ты закончила с елкой? Пожалуй, нужно, чтобы твой отец проверил гирлянду. Вечно она не работает; каждый год одно и то же.
Бет включила гирлянду в розетку — и ничего не произошло.
— Нет, мам, не горит! — сообщила она, и отступила, чтобы полюбоваться на свою работу. — Но елка все равно замечательная.
Из большого дубового комода, стоявшего у стены, девочка достала столовые приборы и салфетки и начала накрывать на стол — большой овальный стол, возвышающийся посередине комнаты. Она разложила четыре прибора и поставила в центр подсвечник с горящими свечами. Стол пах политурой и сиял в мерцающем пламени свечей.
Наверху послышались звуки шагов — это ее пятнадцатилетний старший брат, который был старше ее на два года (хотя иногда держался так, будто на десять), встал из-за письменного стола, за которым читал книгу, и выглянул из двери своей комнаты.
— Который час, Бет? — крикнул он сверху.
— Пять, — ответила ему она. — Иди сюда, почини эту гирлянду, пока отец не пришел домой.
— Сама почини.
— Свинтус!
— Дети, не ссорьтесь на ночь глядя. У меня хватает хлопот с кормлением Джеймса и готовкой еды и без того, чтобы вы двое цапались.
Бет закончила сервировку.
— Я пока схожу наверх, переоденусь, — крикнула она в сторону кухни, — тогда, как только мы поужинаем, папа сможет отвезти меня на танцы.
— Хорошо, милая. Я погладила твое новое платье; оно на спинке стула в твоей комнате. Не задерживайся, папа может появиться в любую минуту.
Девочка отправилась к деревянной лестнице, взбегающей вдоль стены небольшой комнаты. Она любила эту комнату. На памяти Бет старая гостиная была здесь всегда — в отличие от новой, с торца, которую пристроили четыре года назад, чтобы расширить дом; и хотя новую комнату замышляли так, чтобы она гармонировала с остальным, она была чересчур аккуратной и прилизанной, чтобы девочка воспринимала ее как часть дома. Зато старая гостиная словно вырастала из самой земли, и Бет никогда не чувствовала себя в ней взаперти, потому что здесь она ощущала себя так, будто она снаружи, в лесу. Когда зимними вечерами дули ветра и лил дождь, ей представлялось, что она сидит под землей, а грубые и сучковатые балки из черного дуба на потолке, мерцающие в каминных отблесках, — это корни большого дерева. Даже когда на нее нападало беспокойное настроение, она чувствовала себя здесь умиротворенно и часто сидела одна за книгой, в то время как остальные уходили в новую комнату, чтобы посмотреть телевизор. Маленькая гостиная с ее мерцающими тенями и атмосферой тайн прошлого, казалось, усиливала волшебство книг, которые она читала.
Бет уже собиралась поставить ногу на ступеньку, когда ее взгляд уловил движение за окном в стене позади лестницы. Она остановилась и наклонилась к стеклу, чтобы выглянуть на улицу. Невероятно — за окном она увидела то самое лицо, что постоянно являлось ей в снах, — лицо мальчика с речки. Она закрыла глаза, сосчитала до десяти и снова открыла, чтобы убедиться, что это не сон, однако лицо никуда не делось и продолжало смотреть на нее; горящие глаза заглядывали ей прямо в душу. Теперь греза стала реальностью, и Бет почувствовала себя странно спокойной, ведь во снах она была с мальчиком так часто, как будто знала его давным-давно. Настал момент, который она пережила несметное число раз в своем призрачном мире и поэтому точно знала, как поступить.