Тень Убийцы

- Не кипи! – Манька хихикнул. – Лёшка вообще не умеет играть в волейбол.

Женька вытаращил глаза, а Гога уставилась на меня, пришлось признаться.

- Он мячей боится.

- Обалдеть! - прошептал Женька. – Просто обалдеть! Ты это так просто всем сообщила?

- А он и не скрывает это. Сегодня он, видимо, справился со страхами.

Мальчишки подошли к нам расстроенными. Лёшка рявкнул:

- Какого не болели?! Гады!

Тогда Гога изумила всех, она обняла его за шею и поцеловала.

- Не сердись, мы заболтались! - и, достав из лифчика батистовый с дивными кружевами и вышивкой носовой платок, вытерла пот со лба Алексея.

Лёшка превратился в свёклу и растроганно просипел:

- Да ладно! Это я со злости, что продули.

Эдька и Дора захохотали, а Костя скривился и ушёл, не сказав ни слова. Манька прошептал мне на ухо:

- Эх, и дура ты! Он выделывался ради тебя. И вообще, ты случаем не забыла, что у него рука ободрана, чуть не до мяса?!

Меня это очень напрягло. Нельзя говорить о таком при чужом человеке. Гога, взглянув на меня, воскликнула:

- Кофейники, за мной! У меня есть утешительный приз: Бабаевская шоколадка. Большущая!

- Шоколадка хороша с чаем, - Манька поёжился. – Я как вспомню, как мы шоколад в темноте трескали и холодной водой запивали, так меня мутит. Пошли в столовку, чайник возьмём. Кутить, так кутить!

Они ушли, а я отправилась к юрте. Меня там ждал разговор. Я поняла, что он должен состояться немедленно.

Да что это, я боюсь что ли, в самом деле? Через мгновение поняла – боюсь. Бабушка всегда говорила, надо знать чего боишься, и вообще пора разобраться! Так что со мной?! Во-первых, я не привыкла, что за мной ухаживают, а во-вторых, я не совсем понимала, что сама ощущаю. Никогда такого со мной не было! Этот парень меня волновал, но он всё время молчит. Нет, я знаю, что такое девичья гордость и всё такое, тем не менее, в юрту я вошла с трясущимися ногами.

Вошла и застыла. Котя по пояс голый стоял ко мне боком и обтирался влажным полотенцем.

- Что тебе? – холодно спросил он, не поворачиваясь.

Я впервые в подробностях рассмотрела его великолепное, мощное тело. Разглядывая торс и лицо Коти, меня посетила невероятная мысль, что он мог быть моделью для воина в альбоме, который однажды потряс моё воображение.

Мое познание культуры шло сумбурно, и мне не нравилось иногда то, что восхищало других. Не нравилась модная кавайность в изображении мужчин, которыми грешат картины современных художников из Кореи, Китая и Японии. Я любила европейских художников. Однажды мне в руки попал альбом испанца Луиса Ройо «Dead Moon». Его рисунки меня потрясли. Среди прочих рисунков, был изображён воин в узлах мышц с восточными чертами лица, с гривой черных волос, затянутых в хвост. Я тогда не могла наглядеться на него, как сейчас на Котю. Здесь в юрте любовалась не только я, но и мой организм, как будто кто-то внутри с облегчением вздохнул «Ну, наконец-то!».

Котя обернулся ко мне и выгнул бровь. Сердце почему-то гулко застучало, и мне пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы восстановить дыхание. А он пристально смотрел мне в глаза. Я собралась с силами, чтобы сказать, что-нибудь выдающееся, но меня толкнули в спину. Оказывается, все наши протиснулись вслед за мной. Я растерялась, к тому же где-то внутри кто-то раздосадовано пискнул из-за того, что все припёрлись.

- А мы за шоколадкой пришли, - растерянно заявил Манька, мечась взглядом то на меня, то на Костю.

Мне было всё равно, что все здесь, потому что я больше не могла справляться с тем, что со мной происходило: в голове шумело, а сердце билось, как щегол в руках: то замирало, то начинало трепыхаться. Стараясь быть предельно честной, сказала:

- Котя… э-э…. Костя… в смысле… Константин! Э-э… ты хороший психолог и пытаешься нас всех подбодрить, - все затихли, а он сощурился. – Я же вижу… нет не вижу… понимаю… э-э… в целом понимаю… не надо больше этого делать… э-э… в отношении меня.

- Что? – он нахмурился.

- Я уже польщена, но…. – и тут воздух кончился, я не могла говорить и упорно пыталась вздохнуть, даже на живот себе нажала. Лёшка взял меня за руку, а я взмокшая, как мышь, увидевшая кота, вырвала руку и выдавила. - Не понимаю, почему я? Почему не девчонки? В смысле, почему ты… э-э… как бы это сказать… заботишься обо мне?

- Стёпа! - попыталась меня остановить Эдя.

- Не надо, Эдя! Вы здесь все очень э-э… все слова, как назло, вылетели из головы, необыкновенные, красивые… - Котя подошёл ближе, и я обнаружила, что у него почернели глаза, но уже не могла остановиться – мне надо было сказать, нет… освободиться от того что было во мне. - Если бы ты за девчонками увивался, я бы понимала, но я?! Не понимаю!

- Что?! - он вцепился мне в плечи.