Страница 3 из 148
- Острый взгляд у тебя. Именно так, старший горчит, - и все заткнулись.
- О как! – Валерка тогда поджал губы. - Стёпка – микроскоп! Офигеть!
- А я не видел его картины, - признался весёлый Лёшка. – Ты случаем не выпендрилась, как Сашка с Малевичем?
Тогда я просто отмахнулась, не зная, как можно выпендриваться, тем, что тебе нравится. Я вообще много не знала, например, если тебе задают вопрос, это совсем не означает, что надо отвечать. Поэтому жизнь на первых двух курсах для меня было трудна, я постоянно была на взводе и постоянно попадала впросак.
Сашка всегда подшучивал надо мной, но беззлобно. Даже его Стамеска меня не обижала. Я понимала, что выше его на голову, и в нём бурчит его ущемлённый рост. Если бы не его вредность, я бы в жизни столько не узнала, всё старалась отбрехаться от его подколов. Это из-за него я столько читала, испытывая радость то от открытия чудесного автора, то от раздражения, зачем такое пишут. Я наслаждалась японской поэзией, упивалась Буниным и ругалась с Сашкой из-за Кэндзабуро Оэ, которого тот не любил. В общем, Сашка стал для меня планкой, которую я старалась перескочить.
После зачёта у Крота мы отправились в столовку и накупили выпечки к чаю. Когда шли в общагу, Сашка вопросительно уставился на меня.
- Неужели всё слопаешь в одиночку?
- Ты что?! Сейчас придём в общагу и совместно употребим. Ой!
Из-за идиотской привычки одного типа из соседнего с общагой дома поливать улицу перед свои двором, я поскользнулась на смытом тонком слое земли и столкнула Сашку в лужу. Он хохотнул и неожиданно сообщил:
- Тварь ты, Стамеска!
Я целую секунду шла с раскрытым ртом, потом опомнилась.
- Прости! Ты же знаешь, что не специально! - я не понимала, что с ним такое?! Потрясение было так велико, что я, не ругаясь, осмотрела его, прижав к груди пакеты, и удивилась - он чуть-чуть забрызгал кроссовки. - Гад! Ты что наехал на меня?! Ведь только кроссовки забрызгал!
Ребята хлопали ресницами и лупились, за всё время пока учились, мы никогда с ним ругались. Сашка повёл себя вообще дико, он сунул мне под нос кулак.
- Всё рассчитала. Не потопляемая! Думаешь, я не заметил, что ты метишь на эту стажировку? Дрянь!
Мне стало нехорошо, он был сам на себя не похож: губы трясутся, глаза сощурены.
- Саша, ты что, сдурел? Какую стажировку? - я ничего не понимала.
- В Торонто, - он не ответил, а прохрипел.
Способность ясно мыслить в момент, когда обижают, у меня была семейной. Я всё поняла.
- Это ты написал Кроту, что я списываю!
Все вокруг остановились, угрюмо насупившись, а Сашка криво усмехнулся.
- Что?! Что вы все вылупились? А вы бы иначе поступили? На кону вместо промозглой серости - яркая жизнь! Я не только Кроту накапал, но и в деканат сбегал. Только Глас Небесный не поверил и вызвал Лича.
Гласом Небесным звали на факультете декана, который появляясь перед лекцией, потрясая пачкой бумаг, рычал:
- Бездельники, внемлите гласу небес! - а потом начинал перечислять должников, и завершал речь всегда одинаково. – Слышите?! Это звучит «Прощание славянки». Трепещите! Армия ждёт! А вы, девчонки, будете посудомойками! Чтобы сегодня же у меня на столе был список пересдач!
Мне декан нравился ужасно, у него было обычное имя Григорий Николаевич, и он знал о прозвище, и не сердился на него. В разговоре с Личом и Кротом он отзывался на имя Ген. Мы случайно узнали, что все они из первого выпуска универа, вместе служили в армии, а потом были в аспирантуре в каком-то закрытом НИИ.
Теперь я поняла, почему Лич пришёл на зачёт, он не поверил и решил меня защитить. Я взглянула на Нельку, которую считала своей подругой. Она всегда была с Александром, и не могла не знать о его подлом поступке. Я с ней прожила в одной комнате три года, была поверенной её тайн, знала об её безнадёжной влюблённости в Александра. Под моим взглядом Нелька побагровела, и я поняла, она не только знала, но и помогала ему.
В руках у меня был пакет с чашками Петри, которые пёрла для неё, считая её хрупкой, его я с силой бросила под ноги бывшей подруге.
- На!!
- Ты что?! – Нелька взвизгнула. – Дура деревенская!
Все тупо смотрели, как чашки от удара об асфальт хрустнули и вывались блестящими лопнувшими лепёшками. Меня душил гнев. Парень, на которого я даже не могла подумать, меня оболгал, соседка-подруга предала, а остальные… молчали. Я попыталась вздохнуть, удалось, наверное, потому что Лешка, двоечник и бездельник, просипел:
- Марал ты, Сашка!
Это я уже услышала на бегу. Не могла я быть рядом - меня тошнило от них. Пробежав мимо трамвайной остановки, вбилась в автобус, который ехал на Красную глинку, и уставилась в окно. Мысли, сгрудившись, бродили по маршруту - «Почему?».
Вышла на конечной остановке и побрела к Волге. Жара заставила и Волгу вскрыться раньше времени. Река из-за половодья разбухла, по ней неслись ошмётки зимней жизни вперемежку с ледяной шугой. В такое время мало находилось любителей любоваться рекой, и я была уверена в одиночестве.