Страница 2 из 148
- Бросай, Стамеска, кукситься, - проворчал Сашка, лучший студент нашей группы.
Такое обращение я позволяла, только ему, другие боялись, потому что воспитанная бабушкой в духе, что русская женщина может всё, я сразу давала обидчику в зубы. Кулаки у меня были, что надо. А как выжить в деревне, если родители, подкинув внучку бабке, после рождения исчезли, как утренний туман? Мы с бабушкой выжили, только потому, что в ней горел неукротимый дух, который она разбудила и у меня.
В деревне, как только не дразнили меня, но никто не смел назвать сиротой. Дразнили по-разному: дикушей, дылдой, долгогривой ослицей, но никогда - сиротой, потому что я еще в пять лет так отделала соседа Кольку, что его родные подали на меня жалобу в Ровд. Там посмеялись, когда узнали, что девятилетнего пацана отлупила девчонка пяти лет.
Сашке же я позволяла всё. Он был умный, не трепливый и нравился мне. Вру… всем он нравился. Красавец: серые глаза с поволокой, соболиные брови, тонкий породистый нос. Правда губы были бледными и невнятными, но этого можно было не замечать, ведь Сашка всегда улыбался.
Мы с ним познакомились, когда подавали документы на биофак. Разговор тогда состоялся примечательный. Лич сидел в приёмной комиссии в своём неизменном халате.
- Вы, девушка, любите животных? – и улыбнулся, как Кощей Бессмертный.
- Нет! Она деревенская, там их не любят, а разводят для употребления, - дерзкого оборвал его Сашка и выпятил губы.
Меня такое всегда бесило, поэтому я тут же дала сдачу.
- Мы-то хоть разводим, а вы, городские, только жрать горазды.
Сашка открыл было рот, но разгорающийся словесный поединок остановил Лич.
- Молодой человек, тогда Вы скажите, зачем Вам биофак?
Сашка хохотнул, и всем стало ясно, что он растерян, но быстро взял себя в руки:
- Молекулярным биологом хочу быть, - и опять съехидничал. - Уверен, что ей это не нравится.
- Похвально-похвально… а Вы, девушка?
Мне стало жутко от того, как он на меня посмотрел, как будто в душу заглянул. Я всегда скрывала то, что хотела узнать «как стать оборотнем?», но вслух сказала почти то же самое, но иное.
- Всегда хотела знать, почему животные выглядят так, а не иначе.
- Эх ты, деревня! Теория эволюции ведь показала… - взвился Сашка.
- Так сказать, только балаболка сможет. Это то же самое сказать, что Бог всё создал.
Лич широко улыбнулся, а Сашка побагровел. Я от волнения с трудом развила свою мудрую, как мне тогда казалось, мысль. - А почему она пошла так? Почему у козы четыре ноги, а не шесть? А зачем насекомым шесть ног, как они с ними управляются?
- Это Вы, голубушка, теперь мне душу продали, - и Лич потёр руки, – именно мне! А Вы что скажет, молодой человек?
Сашка широко улыбнулся.
- Я тоже хочу это узнать, но ведь всё начинается с молекул. Ведь не случайно же?!
Так мы с Сашкой попали к нему на кафедру. Он непрерывно меня восхищал - учился, как летал, а я… я поднимала целину. Училась, не только биологии, но и тому, как жить в городском мире. А жить было трудно.
Надо было выглядеть городской, но как? По всем статьям я была кобылой… буланой, как говорила бабушка про цвет моих волос. Загорать мне было не надо, так как с детства я была загорелой. Волосы были песочного цвета, но только у корней, а как отрастали на десять сантиметров, то становились пегими, то есть местами чёрными, а местами светлыми. Никто не верил, что я их не крашу. Я деревенская деваха ростом метр семьдесят восемь, выносливая, двое суток без сна организм считал нормой, и не прихотливая, то есть всеядная. В целом, по всем параметрам - лошадь.
Бабушка не научила меня модно одеваться и кокетничать, любить то, что вошло в моду, и скрывать свои пристрастия. Они были у меня странными: мне нравился музыка в стиле нью-эйж (я недавно узнала, что она так называется) и хеви-металл, я терпеть не могла классику и не знала, к своему стыду, что Гайдн – это классика, я от него балдела и думала, что это разновидность нью-эйж.
Живопись я знала в пределах программы средней школы и на первом курсе вызвала у всех насмешки, заявив, что меня тошнит от абстракционизма, как впрочем, и от старинных икон. Оказывается, было положено ими восхищаться. А я-то, балда, и не знала! Терпеть не могла натюрморты, что за радость рисовать еду? Мне нравились сцены из жизни. Я часами наслаждалась в интернете картинами Питера Брейгеля, а из современных я любила картины Луиса Ройо, но как-то странно при этом чувствовала себя. Казалось, что это специально для меня написано.
Однажды все, кто специализировался у Лича, разговорились на кафедре о художниках. Ребята выпендривались, как могли. Сашка почти пятнадцать минут вещал про Чёрный квадрат Малевича, а я рассказала про Брейгеля, и Лич спросил:
- Стёпа, а почему тебе нравится Брейгель младший, а не старший?
- Старший? Он какой-то… - я замялась, пытаясь точно найти слова, и показалось, что нашла. - Он горький.
Все засмеялись, а Лич остановил смех одной фразой: