Страница 34 из 52
Замереть, прищурившись. Встретить птицу открыто. Лишь в последний момент, выжидая до крайней точки опасности, хладнокровно склонить голову набок, спасая глаза.
Птица обрушилась на голову жертвы камнем. Коготки ворона разорвали кожу на щеке девушки, но это было последним, что она успела сделать.
Рука Эрики резко перехватила, закричавшего ворона за крыло, дернув вниз.
Кричаще-громкое карканье оборвалось на хриплой ноте хрустом сломанных позвонков.
Холод стены за спиной обжог.
Уже мертвая птица выпала из рук.
Доли мгновения хватило, чтобы потерять выгодную позицию и позволить мужчине приблизиться на расстояние удара.
Напряжение хищника и беззаботность сумасшедшего.
Выпрямиться, пол шага навстречу. По-прежнему не отводить взгляда от лица мужчины.
Страх?
Верно занятное чувство.
В одно мгновение он оказался рядом с ней. Секунда и холодная сталь с чавкающим звуком пронзила нежную плоть, легко вонзаясь под правое ребро. Другая рука резко сжала тонкую девичью шейку.
Шляпа слетела с головы и теперь валялась на земле, темные волосы разметались по плечам.
Черные глаза холодно смотрели на то, как капля крови стекает по лицу девушки.
Не умрет, но будет очень, очень неприятно.
А если и умрет не жаль.
Сильнее надавив на рукоять, мужчина медленно провернул клинок.
Дернувшись было, девушка не смогла даже пошевелиться. Единственное, что оставалось - это смотреть в глаза мужчины, чувствуя, холод стали, методично терзающей плоть.
Ни отступить, ни вдохнуть, лишь смотреть на него.
Прищурившись, Мастер заглянул в ее глаза. Даже в таком состоянии она была слабее его. Слабее любого из его творений.
– Жалкая. – расстроено протянул он. – Если повезет, тебя найдут до того, как ты истечешь кровью.
Мягкий, успокаивающий тон совершенно не сочетался с жутким, поистине дьявольским огнем, что горел в глазах мужчины.
«Жалкая...» – отчего-то слова били еще болезненнее, чем клинок, боль, приносимая которым, постепенно перерастает в пульсирующий сгусток жара.
Резко отступив, одним движением высвобождая клинок, Мастер подхватил с земли шляпу и основание трости.
– А это, – он поставил на землю белую ладью и внимательно посмотрел на девушку, убеждаясь, что та еще в сознании. – Для твоего друга.
И, чуть склонив голову в знак прощания, Мастер направился прочь, и вскоре, словно растворился в сгущающихся сумерках.
Ноги девушку не держали. Даже удар от падения на землю уже не ощущался, как что-то важное.
Взгляд зацепил шахматную фигурку. Единственное светлое пятно на мостовой.
Настолько идеально светлое, что даже становилось жаль, что такая чистота марается о грязь улицы.
Удаляющихся шагов она уже не слышала, по-прежнему глядя на фигурку.
Рука дрожала. Сил прижимать руку к телу в попытках остановить кровь не осталось.
Не было сил сражаться за жизнь.
Не было ни сил, ни желания, словно всё разом перегорело.
Осталась только капля горечи и проблески сознания.
Ладья?
Серьезная фигура...
Даже пешка может быть опасной для Короля.
Но она то даже не фигурка в этой партии, слишком малозначительна.
Как-то разом отступила боль.
Сознание, не в силах сражаться дальше, медленно отступило во тьму.
Роберт Брукс возвращался домой после напряженного дня. Мастер потребовал от него невозможного - полностью перекрыть кислород Бэнажамину Хилсвальду, а для этого нужно было много сделать. Для начала - убрать всех, кто был в хороших отношениях с ним из полиции. После, испортить человеку репутацию так, чтобы с ним перестали общаться даже самые преданные друзья, а банки перестали выдавать кредиты - раз плюнуть.
Под разными предлогами Брукс уже убрал из полиции всех, кто имел хоть какое-то отношение к Хилсвальду, теперь дело оставалось за малым.
– Эй, Брукс, как дела?
До безумия знакомый голос заставил мужчину обернуться.
– Помяни черта... – сквозь зубы процедил Брукс, сплевывая на мостовую, словно портовый рабочий. Перед ним стоял Бэнжамин Хилсвальд, собственной персоной. Рука сама потянулась к револьверу, но он вовремя себя одернул.
– Я тоже рад Вас видеть, сэр. – чуть склонив голову, отозвался Хилсвальд.
Безупречная улыбка на красивом лице бывшего инспектора и его безукоризненно вежливый тон были слишком картинными и все больше раздраждали Брукса.
– Если ты не заметил, я спешу... – резко бросил Брукс и развернулся, чтобы уйти.
– Скажите, сэр, после того, что вы сделали, совесть не мучает? – вкрадчиво поинтересовался Бэн.
Пораженный эти спокойным, насмешливым и вместе с тем, приторно вежливым тоном, Брукс замер на месте.
– Сделал что!? – мужчина резко достал револьвер, развернулся, взвел курок и в упор посмотрел на Хилсвальда, борясь с желанием пристрелить того прямо сейчас.
– Лишили работы стольких хороших ребят, допустили все эти убийства. Вы, вообще, можете спать спокойно?
Хилсвальд стоял в непринужденной позе, убрав руки в карманы пальто и был прекрасной мишенью, но, кажется, его это не тревожило.
– Засунь себе свои обвинения знаешь куда... – прошипел Брукс и прищурился. – А может, пристрелить тебя прямо здесь?
Он крепче сжал револьвер.
– Я бы не советовал. – раздался откуда-то из-за спины другой, но такой же знакомый, голос.
Резко обернувшись, Брукс увидел Джонатана Эйка, с револьвером в руке. И это было последнее, что он успел увидеть. Боль, зародившаяся в затылке, яркой вспышкой затмила разум, вытесняя все мысли и чувства, и Роберт Брукс рухнул на пол, потеряв сознание.