Страница 14 из 135
Кровать, где лежал Север, прикрытый чистым покрывалом, была единственным местом, откуда меня было видно всю без прикрас, и, начиная покрываться багровыми пятнами от смущения, я во все глаза смотрела на огромного белого медведя, голубые глаза которого были устремлены только на Севера.
Влажный черный нос коснулся щеки мужчины, словно Лютый пытался по запаху определить, что происходит с его братом, или, возможно, это был такой способ сказать, что он был рядом.
Я не слышала даже тяжелого медвежьего дыхания, пока он был рядом, совершенно не обращая на меня никакого внимания, словно я была лишь парящей пылинкой.
Не знаю, как Лютый не оглох от моего колотившего сердца, удары которого, кажется, были слышны даже на улице.
—…я сделала все, что могла… теперь только время покажет, выживет ли он, — я не знаю, зачем я прошептала это, прикрываясь краем ширмы, сооруженной из белой простыни, которая тут же прилипла к моему мокрому телу.
Пыталась оправдаться? Утешить этого огромного зверя?
Но Лютый не посмотрел на меня, даже услышав мой голос, заставляя меня сомневаться, не была ли я бестелым призраком, которого не видно и не слышно окружающим.
Постояв над Севером еще пару секунд, он просто развернулся и ушел, оставляя за собой аромат ледяного океана и лютого мороза…
Я была для него пустым местом, мелкой козявкой, которую нужно будет растереть по полу, когда его брат будет здоров.
Вылезая из тазика и обворачиваясь влажной простыней, я была потеряна и раздавлена собственными эмоциями, этими днями, и чувством жуткого одиночества.
Хотелось просто уснуть и обнаружить ясным солнечным утром, что это был всего лишь странный сон и не больше. Что дедушка жив, и что сегодня мы пойдем снова искать лечебные травы, пока роса на траве не высохла.
Что нет этих странный полулюдей-полумедведей… что все в мире осталось по-прежнему.
Захлопнув за Лютым дверь, и демонстративно не глядя на улицу, словно ему могло быть до этого дело, я открыла шторки на окнах, и подтащила свою кровать, скрипя по деревянному полу, поближе к Северу, чтобы быть рядом и помочь в случае необходимости.
Он не морщился и больше не скалился от боли.
Его красивое лицо выглядело удивительно умиротворенным, и, приглаживая черные слегка вьющиеся волосы, чтобы отбросить их осторожно со влажного лба, я тихо прошептала:
— Выздоравливай, ладно? Борись за свою жизнь, где бы не была твоя душа сейчас. Ты нужен своим братьям. Они переживают за тебя.
Я надеялась, что Север меня слышал все это время, даже если его черные ресницы не дрогнули, и не изменилась ни одна черточка на красивом лице.
Его кожа была такой горячей, что держать ладонь на его лице было сродни ожогу, и это беспокоило меня.
Температура должна была быть определенно, потому что организм должен бороться за свое выздоровление, но, кажется, он просто пылал, словно пламя.
Капельки пота стекали с его лба в густые черные волосы, и прежде чем лечь на свою кровать рядом с ним, я притащила влажное полотенце, вытирая периодически пот с его лица, шеи и широкой груди.
Сложно было не залюбоваться на него, даже если в голове каждую секунду было ясное осознание того, насколько серьезно он болен сейчас и как опасны ближайшие сутки, которые покажут все ли я сделала правильно.
Сон никак не шел, даже несмотря на смертельную усталость.
Мозг продолжал отчаянно работать, извлекая из памяти картины, о которых я хотела бы забыть навсегда. Не помогали даже милые овечки, которых я старательно считала до 113, измучившись от этого состояния еще больше.
С приходом дня Северу стало только хуже.
Он больше не метался, но его мышцы судорожно напрягались от боли, а кожа горела настолько жутко, что на нем можно было даже готовить!
Поставив пару уколов, которых оставалось катастрофически мало, и, убедившись, что Север немного успокоился и снова уснул глубоким сном, я наконец поднялась, натянув на себя очередную рубашку и джинсы, и осторожно выглянув в окно, прикрывшись шторкой.
Вот она, реальность новой жизни — три больших медведя спали вокруг дома.
Вернее, спали только два, Лютый, как всегда, сидел у величественного дуба — отрешенный, холодный и жестокий даже в своем плюшевом обличии, словно ему были неведомы сон, боль и прочие чувства. Янтарь спал, развалившись почти звездой, и кто-то из близнецов спал у порога, положив свою большую темную морду на ступеньки. Второй близнец, видимо, был в дозоре.
Признаюсь, что я задержала дыхание от паники, когда Лютый поднял свою белую морду, уставившись ледяными голубыми глазами прямо на меня, словно мог видеть меня даже сквозь ткань.
Ведь я совершенно ничего не знала о них.
Может они смотрели рентгеновским взглядом?
Могли читать мысли?
Или слышали на расстоянии сотен ярдов? А может это все и сразу?