Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 50 из 53

25 декабря 1186 года по трезмонскому летоисчислению, Трезмонский замок 

Счастливый Мишель почти бежал по бесконечным коридорам замка, торопясь к жене. То, что он сейчас испытывал, было бы похоже на чувство, которое испытывает вернувшийся домой рыцарь после победы над драконом.

Он подошел к своей спальне, толкнул дверь, которая к его огромной радости была не заперта. И увидел королеву, сидевшую в «его» кресле. Глаза ее были заплаканы и сердиты. Мишель улыбнулся самой довольной улыбкой, подошел к Мари и поцеловал ее. 

- Теперь все и всегда будет хорошо, - прошептал он ей. 

- Не будет! – рассерженно выпалила Мари и влепила пощечину королю. 

Мишель потер щеку и, продолжая улыбаться, поднял ее из кресла. 

- Не спорь! – уселся сам и притянул жену к себе на колени. 

- Если ты еще когда-нибудь так сделаешь, то я… я… Мишель, я за эти несколько минут здесь в одиночестве такое себе представляла, что… Посмотри, у меня, наверное, вся голова седая! 

Очутившись здесь, в этом кресле, без него, она едва не сошла с ума от одной мысли, что теперь неизвестно, чем это все может закончиться – он решил за нее. Как лучше ей. Но при этом ей бы было куда как спокойнее, если бы они оставались вместе. 

- Не говори глупостей! Ничего ты не седая, - поцеловал Мишель ее в висок. – Но, на всякий случай, я люблю тебя не за цвет твоих волос, - рассмеялся он. 

Мари положила голову к нему на плечо по старой своей привычке и стала перебирать пальцами его мягкие пряди. Господи! Ведь она не думала о том, что им доведется еще когда-нибудь вот так сидеть здесь, на этом месте. Вот так – касаться друг друга. Вот так – принадлежать друг другу. И она сама чуть все не разрушила. 

- Ты простишь меня? – тихо спросила королева. 

- Простить тебя? – переспросил Мишель – Если для тебя это важно, я простил тебя. Давно. Когда сидел один… здесь… без тебя, - он долго молчал. – Но я тоже должен попросить у тебя прощения. Ты поверила в то, что увидела… значит, я что-то делал неправильно… Прости меня, Мари. 

Она только покачала головой, будто услышала самую большую глупость в мире. 

- Нет! Это я ужасная! Отвратительная! Капризная, глупая, ничего не умею! Вечно попадаю в дурацкие ситуации! А теперь еще и толстая! Как меня можно любить? И я ужасно боюсь… вдруг ты поймешь, что ошибся тогда… Я думала, что ты это уже понял…

Мишель весело рассмеялся. 

- Тебя можно любить очень сильно, - насмеявшись, сказал он. – Ужасную, капризную неумёху. 

Она очень серьезно посмотрела на него. Было в ее взгляде что-то такое, чего не было никогда раньше. Что-то очень важное, что случилось в этот момент. 

- Мишель, - тихо сказала она, - там, на Горе Спасения, я подумала… А ведь если бы что-то с тобой случилось… я бы умерла… Пожалуйста, никогда больше не отправляй меня никуда в одиночестве. Где бы ты ни был, я должна быть с тобой. 

- Обещаю тебе, - он нежно коснулся щеки Ее Величества, - мы всегда будем вместе. 

Они не знали, сколько прошло времени. Казалось, что оно остановилось. Но за окном начался неминуемый рассвет, в комнате быстро светлело. День обещал быть солнечным. Праздничным. И Мишель вдруг вспомнил: 

- Мари! Ты не знаешь, Конфьяны здесь? Они тоже должны узнать о проделках Петрунеля. Маркиз с его богатым воображением наверняка придумал себе такого, чего и в нескольких канцонах не расскажешь! 

- Я о них совсем забыла, - пробормотала Мари, выныривая из своего состояния полудремы. Она была спокойна и счастлива, глядя, как солнечные лучи, проникая в огромные окна, касаются лица короля Мишеля. И никак не могла понять – откуда в ней столько любви? Разве может быть столько любви? Разве может любовь становиться больше с каждым днем? 

Она сладко потянулась и, окончательно сбрасывая с себя это ночное умиротворение, быстро поцеловала мужа в щеку и легко соскользнула с его колен, будто бы не носила впереди себя внушительный живот. 

- Еще очень рано. Давай подождем с поисками твоей маркизы до завтрака, - проворковала Мари и показала ему язык. 

Мишель, улыбаясь, поднялся за ней. 

- Я могу сходить один. По дороге скажу Барбаре, чтобы Полин принесла тебе завтрак. 

- Маркизы тебе мало? Еще и Полин? – засмеялась Мари. – Или, может быть, Барбара? Нет уж, пойдем вместе. Если считаешь, что они довольно выспались, чтобы вытащить их из кроватей, то так тому и быть, хотя я считаю… 

В этот момент ее тирада была прервана лошадиным ржанием во дворе. И до них донеслась не менее смачная тирада конюшего, отдававшего распоряжения бестолковому Филиппу. Мари, схватив мужа за руку, торопливо засеменила к окну, где разворачивалась прелюбопытная сцена. 

- Велено же было отправить за Игнисом человека? – бушевал конюший. – Велено! Так какого черта, дурья твоя башка, коня до сих пор здесь нет? Что сказать Его Светлости? 

- Так болен конь! – возражал Филипп. – Куда его гнать-то в такую погоду. Да и я дурак, что ли, чтобы в ночь ехать? 

- Велено было – к утру собрать все! 

- Так это уже не ко мне! И даже не к вам! 

- А что я Его Светлости скажу?! 

Мишель немедленно оторвался от окна и посмотрел на Мари.

- Видишь! Идем скорее. Мы можем опоздать, и они уедут. Это вполне в духе маркиза, - заявил король, решительно потащив жену за собой. – А потом я тебе обещаю, мы будем есть хоть целый день. Тем более, сегодня Рождество! 

- Главное – береги нос, - засмеялась Мари, следуя за своим мужем. 


- Генриетта с маленьким Сержем уже ждут внизу. Ваш дульцимер в сундуке. Мы можем отправляться, - одетая для дальней дороги, Катрин подошла к маркизу де Конфьяну. – Мне не терпится уехать. 

- Да уж, главное, что не забыли дульцимер, - хохотнул Серж. – Я вчера весьма неловко позабыл его в саду. Цел он хотя бы? 

Он отошел от окна, возле которого забавлялся, слушая перебранку конюшего и конюха. 

Удивительным было это утро. Спокойным и тихим. Потому что на душе его было спокойно и тихо. У него, как и неделю назад, была жена, которую он любил до самозабвения. Был сын, без которого он не мыслил своей жизни. И был его дом, куда он стремился всеми силами души. Все остальное вдруг сделалось совсем неважным. 

Он поймал ладонь Катрин и нежно прикоснулся к ней губами. 

- Вы же знаете, - тихо проговорил маркиз, - то был мой любимый дульцимер. Второго такого нет во всем королевстве. 

- Я знаю, - улыбнулась маркиза, - потому велела, чтобы его отыскали в саду. 

Она неотрывно следила за Сержем, словно боялась, что, как только она перестанет смотреть на него, он исчезнет. Или она проснется. Катрин все еще не верила до конца ни в то, что произошло три дня назад, ни в то, что все это оставлено в прошлом. 

Но он только покачал головой, будто раздумывал о чем-то. А потом сказал: 

- Я позабыл о том, что мы собирались посетить местного ювелира. А теперь совсем уже нет времени. 





Серж достал из кошелька, висевшего на поясе, крошечный кожаный мешочек и повертел в руках. 

- Это должно было стать довеском к рождественскому подарку. Но… Выходит, что это подарок. 

Развязал шнурок на мешочке и высыпал себе на ладонь небольшую серебряную брошь с изображением розы. Работа казалась несколько грубой, но что-то неуловимо прекрасное было в этой незатейливой вещице. 

- Мне она досталась от матери. Она надела ее на меня в день моего отъезда в святую обитель, когда волей отца я должен был стать монахом. Это был знак ее любви ко мне. Теперь же я хочу, чтобы это было знаком моей любви к вам. 

Катрин взяла из его ладони брошь и с замиранием сердца рассматривала ее. Этот простой подарок взволновал маркизу до глубины души. Она почувствовала, как слезы набегают на глаза. 

- Я всегда буду носить эту брошь. И так ваша любовь всегда будет со мной, - не желая омрачать праздник своими слезами, Катрин спрятала лицо на груди мужа и глухо проговорила: – Свой же подарок вы получите только дома. 

- В таком случае мне не терпится поскорее туда отправиться, - усмехнулся маркиз, взял Катрин под руку и направился прочь из комнаты. – Если, конечно, королевский конюший в состоянии решить вопрос относительно лошадей. Что-то я уж больше часа наблюдаю за его потугами. А еще даже сундуки не разместили. Любовь моя, мы ехали всего на несколько дней, что во всех этих сундуках? Неужели все это пригодилось? 

- Это могло бы пригодиться, если бы… - маркиза запнулась на мгновение, - если бы вы и я не отправились в непредвиденное путешествие.

Они вышли во двор, и наблюдая, как слуги пытаются взгромоздить один из сундуков в сани, Катрин сказала:

– Но, право. Прикажите все это оставить. Мне ничего не нужно, кроме вас и сына. 

- Нет уж! – снова рассмеялся Серж. – Здесь ничего моего не останется! 

Он всучил ей свои рукавицы и отправился помогать слугам тащить следующий сундук. 

Прижав рукавицы мужа к щекам, Катрин восторженно смотрела, как легко у Сержа получилось все устроить. То, что не успели сделать за час, было сделано в самый короткий срок. И теперь они могут, наконец, отправиться домой. 

- Филипп, - сказал маркиз де Конфьян, намеренно не замечая конюшего, но обращаясь к конюху, - прошу, как только станет известно, как Игнис, вели переправить его в Конфьян. Боюсь, бедное животное нескоро еще сможет выдержать долгую дорогу. А до Трезмонского замка из «Ржавой подковы» ближе, чем из маркизата. Сделаешь? 

- Как прикажете, Ваша Светлость, - радостно заулыбался конюх, только год назад провожавший печального трубадура домой. – Коли чего, Его Величество король Мишель меня отпустит, чтобы сослужить вам службу. 

Ни единый мускул на лице маркиза де Конфьяна не дрогнул при имени короля, он сумел совладать с собой. 

- Тем более, если отпустит, - как ни в чем не бывало, буркнул Серж. – Главное, чтобы сам без предупреждения не являлся. 

- Отпустит, отпустит… - раздалось за спиной маркиза. – Доброе утро! – поприветствовал Его Величество маркиза и его супругу. – Уезжаете уже? 

Серж резко обернулся. Король и королева рука об руку стояли посреди замкового двора и выглядели торжественными и спокойными. Бровь маркиза дернулась, а губы искривились в ироничной улыбке. 

- Уезжаем, - коротко ответил он и, не желая продолжать, посмотрел на Катрин. – Немедленно зовите Генриетту. Где она бродит с нашим сыном? Филипп, веди Инцитата! 

- Генриетта здесь, мессир, - откликнулась Катрин, испытывая неловкость от присутствия хозяев замка. Было бы гораздо лучше, если бы они смогли уехать, не повидавшись с де Наве. Из дома можно было бы отправить записку с извинениями. 

- Маркиз! Подождите еще пять минут. Это важно, поверьте! – сказал Мишель. 

Серж снова бросил взгляд на руки короля и королевы. Ее Величество, стоявшая возле него бок о бок в том проклятом саду в то проклятое утро, казалось, была совершенно довольна жизнью и мужем. Отчего-то это еще сильнее рассердило его. Он резко схватил Катрин за руку и привлек к себе. 

- Времени у нас нет. Прошу простить вашего непочтительного слугу, но вам прекрасно известно – почтительностью Серж де Конфьян никогда не отличался. Более того, он скорее отличался непочтительностью. Но в этом не только вы имели возможность убедиться. 

- Почтительность никогда не входила в число ваших добродетелей, - усмехнулся Мишель и посмотрел на Катрин: - Мадам, уверен, вам будет интересно узнать… 

- Мы, действительно, торопимся, Ваше Величество, - не дослушав, сказала маркиза. 

- Мадам, - теперь уже почти свирепо рявкнул ее супруг и указал ей на сани. – Едемте. Иначе я за себя не ручаюсь. 

Катрин кивнула и, не глядя на королевскую чету, расположилась в санях. 

- И еще, - продолжал маркиз, - коли Вашему Величеству будет охота снова пригласить нас, так уж не взыщите – ноги маркиза де Конфьяна не будет на этой земле. У него есть своя! Филипп! Где Инцитат? 

Впрочем, Филиппа он не увидел тоже. Двор опустел – слуги разбежались, предчувствуя бурю и желая наблюдать ее откуда-то из-за угла, но не быть зримыми свидетелями. 

- Вы, маркиз, перешли от непочтительности к дерзости! – терпение Мишеля было не безгранично. – Я могу и не приглашать вас в гости, но, думаю, вы не посмеете ответить отказом, ежели получите приглашение на поединок! 

- Да хоть сей же час! Охотно! – отозвался маркиз и потянулся к пряжке, скрепляющей плащ, чтобы сбросить его. 

- Довольно! – не выдержала королева Мари и выдернула руку из руки короля, став между двумя рассерженными мужчинами. – Довольно, мессиры, или за себя не поручусь я! 

Маркиза, вновь оказавшись рядом с Сержем, перехватила его руки, не позволяя расстегнуть плащ. 

- Прошу вас, Серж! Остановитесь, - быстро прошептала она. 

Он замер и посмотрел на тонкие ее ладони, что были все еще припухшими и красными от заноз, попавших в них накануне. Сглотнул подступивший к горлу ком. И, наконец, не выдержал, склонился к ним и поцеловал. Нежно и с обреченностью.

- Как прикажете, моя маркиза, - коротко сказал он. 

Мишель тем временем подошел к Мари и снова взял ее за руку. Слишком свежи были воспоминания о том, что произошло в Монсегюре. 

- Маркиз! – вновь подала голос Мари. – Есть нечто, о чем мы можем рассказать только вам, но о чем вы непременно должны узнать, чтобы понять, что не так уж сильно мой муж заслужил ваших оплеух. И моих, кстати, тоже. 

- Ваше Величество слишком добры, - отозвался Серж, уже не глядя на королеву, но глядя только в глаза своей маркизы. 

Однако Катрин, оторвав свой взор от глаз мужа, с любопытством посмотрела на Ее Величество. Сердце ее забилось чаще в ожидании того, что собиралась сказать Мари. 

Королева же лишь сильнее сжала ладонь короля и безмятежно продолжила: 

- У нас есть родственники. Весьма сомнительного происхождения и не самых благородных помыслов. Большие любители интриг и различного рода трюков. В годовщину нашей с королем свадьбы один из них пожаловал, чтобы поздравить нас и предложить Его Величеству одну забаву… 

Часом позднее маркиз де Конфьян, оказавшись в который раз в гостевых покоях Трезмонского замка, который хотел как можно скорее покинуть, стоял на коленях перед своей супругой и молил ее о прощении.