Страница 94 из 110
Однако, не позволяя страху взять верх, Лена тряхнула головой и упрямо заявила:
- Я сбегу. Мне всё равно, где ты собираешься меня прятать. Можешь хоть на Северный полюс увозить – я вырвусь. Надо будет – на морже уплыву.
Волков высказыванием жены остался не впечатлен. Усмехнувшись, он отметил:
- В тебе такой огонь горит. Вся эта жажда жизни, попытки сопротивляться – где всё это было раньше? Если ты показала мне всё это, когда мы познакомились – быть может, я бы относился к тебе иначе. Как к равной.
Проглотив очередную колкость, девушка позволила себе дерзкую ухмылку и заявила, глядя прямо в голубые глаза мужа:
- Просто нашелся человек, который разжег всё это во мне. Так бывает, когда любишь. Но откуда тебе знать об этом? Ты ведь никогда и никого не любил.
Тень гнева мелькнула на лице мужчины, но тот сумел подавить свой порыв. Нацепив маску спокойствия, тот лишь повторил тоном, не терпящим возражений:
- Ты едешь в Швейцарию. Собирайся. Сейчас же.
- Нет, - упрямо мотнула головой Лена.
- Девочка, не глупи, - послышался усталый, но в тоже время полный надменности голос, и на сцену этого театра абсурда ступило еще одно действующее лицо.
Хмыкнув, Волкова сказала:
- Мама. Стоило догадаться, что это всё – твоя затея. Ты ведь так трясешься над этим браком.
Софья Петровна на выпад дочери не отреагировала. Ни один мускул не дрогнул на лице женщины, когда та ответила:
- Просто я знаю, что будет лучше для тебя. И дабы ты не наделала глупостей – я поеду с тобой.
Для Лены это было равносильно тому, что её мать призналась в том, что будет её тюремщицей. Той, которая будет следить за тем, чтобы её неразумное дитя не общалась с неподходящими людьми, не ходила никуда одна – и, как следствие, не смогла бежать.
- Отец в курсе? – только и спросила блондинка.
- Ему незачем вникать в то, что его не касается, - отозвалась Кошелева и повторила, - Заканчивай глупить и начни уже собирать вещи. И оденься поприличней, а не в те тряпки, которые красовались на тебе, когда Костя привез тебя.
Лена хмыкнула – разумеется, её мать была в курсе всех деталей. Девушка упустила из виду тот факт, что Софья Петровна следила за дочерью и на расстоянии пыталась контролировать каждый её шаг. Лена даже допускала мысль, что женщина в мельчайших деталях знала о том времени, что её дочь провела с Ефимом. И, даже видя, как дочь счастлива – она всё равно не позволяла ей самой принимать решения. Наверняка и то, где её искать, Косте сказала её же мать. Ребенка – свою родную кровь – сдала с потрохами.
А отец – он вообще знал, что происходит? Или даже не подозревал, что его единственное дитя сбежало, а после было силком возвращено в мужний дом, чтобы потом, словно груз, безропотно отправиться в Швейцарию? В памяти почему-то всплыл Андрей Данчук, который трясся над своей дочерью и смотрел на неё так, словно она была самым ценным его кладом. Он охранял её, словно дракон – своё злато. И уж точно бы не позволил кому-то обижать Аню. Да и продавать её богатому мужику только ради слияния бизнеса, он бы не стал.
Но отцом Лены Данчук, увы, не был. Как и Мари – нежная, временами язвительная, но чуткая и понимающая Мари – не была её матерью. Нет, её родней были роботы – холодные, бездушные и непрошибаемые. И они ждали, что она пойдет у них на поводу.
Словно желая забить последний гвоздь в крышку её гроба, Софья Петровна уронила будто вскользь:
- Будешь послушной девочкой – и твой мальчик с бородой не пострадает.
Лена дернулась, словно её ударило током. Повернувшись к матери, она спросила высоким, звенящим голосом:
- Где он? Что ты с ним сделала?
Кошелева тонко улыбнулась:
- Он – там, где ему и положено быть. В своей школе. И, если ты правильно себя поведешь – твой танцор даже не узнает никогда, что за ним кто-то присматривал. Так что решай. Что тебе важнее – показать свой характер или обеспечить спокойное существование этому парню?
Она ни разу не назвала его по имени. А ведь оно было красивым и довольно редким. Ефим. От одного только мысленного произнесения по телу Лены побежали мурашки. Она читала, что его имя означает «доброжелательный» и «благосклонный», что шло совершенно вразрез с его фамилией. И именно таким её Ефим и был. Он никогда не давил на неё, не вынуждал выходить из своей зоны комфорта, лишь мягко направлял, задавал нужный вектор и помогал понять, чего же Лена хочет от жизни. Каждый его жест, поступок, даже слово – всё было пронизано заботой и добром.
Кем Лена была бы, если бы позволила всему этому выйти Грозному боком? Как бы она чувствовала бы себя, если бы знала, что навлекла на любимого человека беду? Не желая ни узнавать ответа на свои вопросы, ни просто разговаривать, Волкова молча отвернулась – и пошла за чемоданом.
*****
День выдался по-настоящему насыщенным. Поэтому, домой я возвращался усталым, но довольным. Занятия прошли, как по маслу, без сучка, задоринки и травм. Заказчик тоже оказался приятным типом, мы сразу нашли общий язык и довольно быстро обговорили все детали будущей работы. Так что – да, я вправе мог гордиться собой и радоваться тому, что день прошел на «ура».
Но больше всего мне хотелось просто обнять Лену. За весь день я даже не нашел времени, чтобы позвонить ей, и понимал, что соскучился. Вот так просто – за несколько часов разлуки. И такое бывает, представьте себе.
Так что, дверь я открывал, уже предвкушая будущие объятия. В коридор вышел Демид и удивленно спросил:
- Ты без Леночки?
Я поднял на него взгляд:
- В смысле?
- Ну, её нет дома, тебя тоже не было, - пожал плечами Кот, - Вот я и подумал, что вы где-то вместе бродите.