Страница 89 из 106
Когда пришло время расставания, Римме стало совсем тяжко: она вцепилась в гимнастёрку Степана и никак не хотела его отпускать. Степан обнимал и успокаивал её, но ничего не помогало. Со слезами и с причитаниями, совсем обессилев, она отпустила его и долго смотрела вслед, в ту дверь амбулаторного корпуса, куда он ушёл.
На обратном пути, уже подходя к монастырским воротам с затуманнеными от слёз глазами, она столкнулась лицом к лицу с монахиней. Это была Варвара. Но как же она изменилась! Куда девались самоуверенный взгляд, обворожительная улыбка? Варвара осунулась и подурнела, как огарок свечи.
– Варя, это ты?! Как же ты изменилась! – вырвалось у Риммы. – И откуда ты, как ты сюда попала?
– Да вот попала, – усмехнулась Варвара, с некоторой завистью смотря на Римму. – Какая неожиданная встреча… Я вижу, ты стала солдатом, как и мечтала?
Она кивнула на георгиевскую медаль на груди Риммы.
Римма отмахнулась:
– А ты стала монахиней, как мечтала твоя мама?
– Да. У некоторых мечты сбываются. А у некоторых – нет…
– Пойдём в город, поболтаем?
– Я не могу, голубушка. Хотела бы, да грехи не пускают. Видишь того красивого молодца у ворот? Он меня не выпустит отсюда.
Жандармский поручик в белых перчатках, на которого намекала Варвара, сам подошёл к женщинам и очень вежливо, но настойчиво предложил Римме прогуляться за пределами монастыря, а инокинь не беспокоить и вообще близко к ним не подходить. Конечно, он имел при этом в виду только одну определённую инокиню. Варвара многозначительно показала на него глазами и пожала плечами. Делать было нечего. Римма крепко поцеловала Варю, несмотря на протесты жандармского офицера, и поехала на вокзал.
Вокзал в Ставрополе Кавказском удивил её.
«Какой же он маленький, как я раньше не замечала этого», – подумала Римма. Дома в городе тоже показались ей маленькими и какими–то убогими.
«То ли я выросла, то ли они все вросли в землю, пока меня не было. Неужели я так долго отсутствовала?»
Извозчик вёз её по городу, по знакомым с детства местам. Вот и Крепостная гора с златоглавым собором на вершине, а вот и Большая Тифлисская улица. А вот показался и родительский дом. Он напомнил Римме пряничный домик – всё как у взрослых, и окошки, и мезонин, и труба на крыше, но не совсем настоящее.
На пороге её встречала мать. Она выглядела неважно и тоже как будто стала меньше ростом. Лицо у неё было не ласковое, напряжённое, с новыми морщинами на лбу, и трудно было сразу понять, рада она дочери или нет.
– Здравствуй, мамуля! – обняла её Римма. – А где папа?
Елена Николаевна позволила себя поцеловать, однако явно не была рада.
– Лежит у себя, не встаёт. Уже неделю не встаёт, – произнесла она, наконец, после долгого молчания.
– Я пойду к нему, – решительно сказала Римма.
– Не надо, он только что уснул. Ему доктор сделал укол морфия. Не буди его.
– Хорошо, я подожду. – Римма прохаживалась по дому, с удовольствием вдыхая давно забытые запахи, щупая глазами каждый угол. – Как же я давно тут не была! Мамочка, а где мои любимые часы с маятником? Ты их переставила?
– Продала. Нужны были деньги на пропитание.
Римма удивилась, но к своему удивлению ничего не почувствовала. «Да шут с ними, – подумала она про себя, – не будем жалеть вещи».
– А где наш круглый стол, за которым мы пили чай? А где твой книжный шкаф с книгами?
– Продала. Всё продала.
– И «Чудесного доктора» тоже?
– Какого ещё доктора?
– Не важно, – Римме стало чуточку обидно за свои любимые книги.
– Я продала всё столовое серебро и много чего ещё, – с вызовом продолжила Елена Николаевна.
– Я не знала, что вам нужны деньги. – Римма посмотрела на неё пристально. – Почему ты не писала?
– Не писала, потому что не хотела. Ждала тебя. Вот, теперь ты здесь, так знай, как мы с отцом живём. Прозябаем, можно сказать. Если бы ты отправилась в прошлом году в Петербург, как я хотела, то теперь прилично зарабатывала бы, и твоей матери не пришлось бы продавать мебель и серебро.
– Я поступила так, как поступила. И хватит об этом. – отрезала Римма.
Она почувствовала холодок в груди. Мать, очевидно, всё это время не понимала мотивов её поступка и корила её как неблагодарную дочь. Возможно, что и отец заболел из-за частых разговоров о бессердечии Риммы.
– Ещё не поздно, дорогая моя, – в голосе Елены Николаевны послышались вкрадчивые нотки. – Я могу замолвить словечко нотариусу, он возьмёт тебя в помощницы. Конечно, без высшего образования это не совсем то, что я хотела, это не высший класс, но кое-как на твой оклад мы протянуть сможем. Также есть вакантное местечко в консистории…