Страница 86 из 106
– Наши отбились? – прошептал Степан.
Римма зашевелила губами, но Степан её не услышал.
– Я не слышу, – сказал он, но своего собственного голоса он тоже не услышал. В ушах продолжало звенеть.
Он сложил пальцы трубочкой и поднёс их к правому уху.
Римма поняла, сбегала за бумажкой и написала на ней химическим карандашом:
«Мы отбились, Стёпушка. Дальше Воли Шидловской немец не прошёл».
– Слава Богу, – выдохнул Степан.
Он с усилием повернул голову и осмотрелся. Было ясно, что он в околотке, на перевязочном пункте, то есть чуть позади последней линии окопов. Но что с ним, почему он здесь? Степан жестом попросил Римму дать бумагу и карандаш и с трудом вывел ослабевшими пальцами: «Что со мной?»
Римма улыбнулась и написала в ответ:
«Стёпа, всё будет хорошо. На плече небольшая рана, а так с тобой всё в порядке, контузило слегка. Снаряд разорвался в двух шагах впереди окопа. Тебя задело воздушной волной».
– Спасибо, Риммочка! – прошептал Степан. – Спасибо тебе, моя милая. А я было подумал, что уже на том свете.
Римма опять заулыбалась и написала ему в ответ: «Если у тебя что-то болит, значит, ты пока на этом свете».
Он тоже улыбнулся в ответ и удивлённо пригляделся к Римме. От её лица исходил мягкий, неземной свет. На самом деле это солнечные лучи, пробиваясь сквозь холщёвые стенки хирургической палатки, рассеивались и мягко освещали все предметы вокруг. Но Степану казалось, что Римма светится сама по себе, как свеча. Её карие глаза, эти нежно мерцающие огоньки, были переполнены лаской и любовью ко всем людям на земле.
– Поцелуй меня, – прошептала она.
Степан понял движение её губ и, завороженный мерцающими огоньками Римминых глаз, не заставил просить себя дважды.
– Стёпочка, славный мой, – шептала она и покрывала поцелуями его небритое лицо.
Чуть позже Степана осмотрел доктор Долгов. Степан уже мог сидеть на койке и даже поднимался, правда, его немного шатало. По-прежнему он ничего не слышал ни одним ухом, но зато зверски хотел есть. Он знаками показал это Долгову, и тот распорядился вскрыть лишнюю коробку консервов.
Съев консервы, которые ничуть не утолили голод, Степан знаками попросил доктора отпустить его обратно в полк. Доктор внимательно из-под очков поглядел на него и махнул рукой. Он часто сталкивался с такими пациентами и ничему не удивлялся. Уже через четверть часа Степан доковылял до места вчерашнего боя. В ту же сторону, что и он, шли солдаты и офицеры, свежие, гладко выбритые, в новеньких шинелях. Они выдвигались на позицию, тащили пулемёты, патроны, снарядные ящики. Новобранцы были молчаливы и взволнованы.
Степан не знал, что Юрьевского полка больше не существовало: в последней адской схватке были перебиты все стрелки. На месте вчерашнего боя не осталось ни окопов, ни брустверов. Земля была перепахана снарядами, как гигантской сохой, и усеяна глубочайшими неровными ямами. Повсюду, насколько хватало глаз, беспорядочно лежали груды тел в серых шинелях. Многочисленные вороны кружились над полем низко-низко, часть их уже пировала, другая дожидалась своей очереди. Должно быть, они отчаянно и возбуждённо кричали, Степан кожей чувствовал, как они разрывали воздух своими криками. Кроме мрачных, чёрных птиц, ничего живого не оставалось на этом страшном поле смерти и скорби. Степан, еле сдерживая слёзы, встал на колени и неожиданно для самого себя поцеловал истерзанную землю, умытую кровью. Он был не в силах смотреть на это поле. Степан отвёл глаза в сторону немецких позиций и тут же инстинктивно передёрнул затвор винтовки: навстречу ему по бугоркам и ямам позли полчища в островерхих касках и чёрных шинелях, приготовившиеся к последнему броску. Он уже вскинул винтовку к плечу, и только тут сообразил, что стрелять нужды нет. Наступавшие немцы, слегка припорошенные снегом, смотрели сквозь него широко открытыми, невидящими глазами.
Степан собирался уходить, когда увидел рядом с собой Римму. Она стояла и смотрела туда же, куда и он: на поле, на растерзанные тела, на ворон. В её глазах стояли слёзы. Он взял её за руку и повёл прочь.
Он привёл её в хирургическую палатку, к доктору Долгову. Странно, но это было единственное место, которое было ему знакомо, всё остальное казалось совершенно чужим.
«Мне дали отпуск на две недели. Сейчас я увожу раненых на станцию и возьму тебя с собой. Тебе нужно в госпиталь», – написала Римма карандашом и показала ему.
Степан послушно кивнул.
Степан и Римма уезжали в тыл. Их уносил на восток санитарный поезд, переполненный ранеными. Римма занималась перевязками и лишь изредка подходила к Степану, который считался «лёгким». Остальные раненые были в гораздо худшем состоянии – с оторванными конечностями, развороченными кишками, без сознания и в лихорадке. Степан не слышал их стонов, а потому быстро и спокойно уснул.