Страница 4 из 106
Но «власть» посмотрела на него с холодком и презрительно сплюнула на пол:
– Из-за кренделя правительство не беспокоят…
И забежав вперёд Риммы, предупредительно отворил перед ней двери:
– Сударыня, прошу сюда, пожалуйста!
Выходя из околотка, Римма заметила, что Меркулов идёт следом, видимо, струсивший пристав его тоже отпустил.
– Что бы я делала без тебя, братец! – глаза Риммы засветились искренней благодарностью. – Век помнить буду твою доброту.
– Что вы, сударыня, я ничего, я так … это всякий бы… – Меркулов был смущён.
– Братец, скажи мне, пожалуйста, кто самый богатый человек в этом городе? – подумав, спросила его Римма.
– Это мой хозяин, – без промедления ответил Меркулов.
– А где ты служишь?
– На чугунолитейном заводе Боруха Львовича.
–Занимается ли этот господин благотворительностью? – продолжила допытываться Римма.
– Нет, ни в чём таком замечен не был, слава Богу, – по-своему понял её Меркулов. Человек совестливый. Распорядился, чтоб каждому стакан водки наливали после смены.
– А если у него, скажем, денег попросить на строительство земской школы, он даст, как ты думаешь?
– Денег? – Меркулов почесал затылок. – Не, денег не даст. Он на это дело скуповат.
– Значит, не даст. Спасибо тебе, братец, – грустно ответила ему Римма.
– Будете проходить мимо, сударыня, заходите – я покажу вам, как мы с ребятами металл плавим!
Римма кивнула ему и отправилась вслед за городовым. Они сели в двуколку и покатили по улицам города.
Винница в 1914 году представляла собой удивительную смесь цивилизации и захолустья. Это был очень хорошенький, уютный городок приграничной Подольской губернии, живописно раскинувшийся на холмистых берегах реки Южный Буг. В самом сердце городка соседствовали дряхлые старосветские усадьбы с покосившимися ставнями и театр с мраморными колоннами, который было бы не стыдно перенести в любую столицу. Роскошную шестиэтажную гостиницу «Савой» с лифтом и электричеством со всех сторон окружали переулки, заросшие травой, по которым безмятежно разгуливали поросята и куры. Новенькие, сверкающие свежей краской трамваи обгоняли еле скрипящие телеги.
Одноэтажный особняк на Соборной улице, который занимал Николай Данишевский, был в честь праздника с фасада украшен свежесрубленными тоненькими берёзками. Дом выделялся двумя симметричными красивыми ротондами с колоннами и огромными окнами, слева и справа от входа. Сама входная дверь могла считаться произведением искусства: это была высокая, резная, двустворчатая дверь из дуба, вместо дверной ручки висело кольцо, которое держала в пасти гривастая голова льва. Римма коснулась рукой львиной головы, и у неё даже немного защемило в груди – ей показалось, будто бронзовый лев ожил и узнал её. Да, это был он – тот самый, любимый с детства дядюшкин дом.
Римма нажала на кнопку звонка. Городовой стоял рядом с ней навытяжку и ждал. И вот массивная дубовая дверь заскрипела и отворилась. Старый слуга Кузьма сразу узнал Римму, очень обрадовался и отправился доложить хозяйке. Спустя минуту из тёмного чрева дома выплыла Софья Михайловна, жена Николая Николаевича. Это была грузная, румяная дама с очень пышными формами, примерно пятидесяти лет, с белокурыми, не очень опрятными кудрями, простая и весёлая. При виде Риммы она расплылась в улыбке и заключила племянницу в крепкие объятия.
Городовой, убедившись в том, что девушка – действительно племянница господина полковника, откозырял и уехал. Римма очутилась в маленьком мирке своего детства, от которого давно отвыкла. Ничто не изменилось в доме за три года: всё то же чучело медведя на задних лапах с подносом для визиток, те же персидские ковры, те же бордовые портьеры с золотой бахромой, те же стулья с изогнутыми мягкими спинками, тот же запах лампадного масла.
– Однако, Риммочка, ты проказница: свалилась как снег на голову, да ещё в сопровождении полиции. Ну да ладно, я тебе очень рада! Проходи, сейчас поставим самовар. Скоро и дядя Ника придёт со службы.
Дядя Ника действительно пришёл очень скоро, и тут Римма поверглась совсем удушающим объятиям. Дядя был пожилой, но ещё бодрый офицер, высокий, несколько пузатый, с курчавыми седыми волосами, уже довольно редкими, и громким командным голосом. Как только поставили самовар и сели за стол, он сразу бросился вспоминать свои юные годы, как он воевал с турками в 1877 году и как получил первую медаль.
– Что ты всё о себе, да о себе, – упрекнула мужа Софья Михайловна. – Твоё дело стариковское, посмотри на себя в зеркало – твоя голова уж мукой посыпана….
– Не мукой, а серебром, – запальчиво возразил Николай Николаевич.
– Нет, у нас всё в прошлом, – тётушка безнадёжно махнула рукой. – Расскажи-ка ты, Риммочка, лучше про свои планы. Скоро ли мы будем гулять на твоей свадьбе? Очень мне хочется дожить до этого счастливого дня.