Страница 15 из 106
– Дорогой мой друг, ты напрасно беспокоишься. Я, конечно, допускаю возможность небольшого военного столкновения, но наша армия с честью его выдержит. Уроки Манчжурии выучены, реформа армии идёт полным ходом.
– Ты говоришь, как Сухомлинов на докладе царю. Но ты не военный министр, а я – не царь. Зачем нам лгать друг другу?
Данишевский задумался.
– Пожалуй, ты прав. Я не понимаю, зачем нужно было уничтожать крепости на нашей западной границе? И кому понадобилось распускать крепостные полки? Это были отличные, крепкие части. В случае наступления неприятеля с запада оборонять Царство Польское без прикрытия крепостей будет значительно труднее.
– А ты не знаком с планом войны, утверждённым Генеральным штабом? По этому плану мы сразу и без боя отдаём противнику всё Царство Польское. В таком случае, зачем там содержать крепости?
– А всё-таки я счастлив, что наш разговор носит сугубо теоретический характер. Иначе со мной сегодня случилось бы несварение желудка. Позволь тебе налить ещё коньяка.
– Ты всегда отличался легкомыслием, Николай! – безнадёжно махнул рукой Брусилов.
ГЛАВА 2. ВОЙНА
Время летело, как на крыльях. Вот и наступило незаметно 19 июля[7], день рождения Софьи Михайловны. В этот день все в семье вставали пораньше, рвали букеты, плели венки и гирлянды к утреннему чаю. И Варвара, следуя старой семейной традиции, пришла к матери с охапкой полевых цветов, и Катя принесла букет. Каждый старался затмить других цветочными подношениями.
Завтрак прошёл в балагурстве и смехе. Николай Николаевич рассказал, как накануне наткнулся на огромного детину, который в распахнутом рваном пиджаке и без картуза, вдрызг пьяный, валялся поперек тротуара на Соборной улице, широко раскинув руки и ноги. Приказчики соседних лавок ругались, что оборванец мешает пройти и лишает их покупателей. «Постойте, – сказал Николай Николаевич, – я его сейчас подыму!» – и, подойдя к спавшему, громко произнес: «А ну-ка, брат, пойдем выпьем!» Результат его слов превзошел все ожидания. Казавшееся мертвым тело вдруг зашевелилось, оборванец с неожиданной быстротой вскочил и вцепился ему в рукав мундира, бормоча: «Пойдем, барин, пойдем, выпьем». Полковник засмеялся, говоря, что он только пошутил, но отделаться от оборванца было не так-то легко. Крепко держась за рукав, он отвечал: «Ну нет, шалишь, барин! Коли обещал угостить, так идем, выпьем!» Нечего было делать – Николай Николаевич вынул из кошелька гривенник и протянул его пьянчужке со словами: «Вот держи, выпей за мое здоровье!»
Женщины собирали корзинку с едой, чтобы ехать на пикник. В самый разгар веселья и праздничной суеты в парадном заскрипел звонок, и старый Кузьма ввёл в гостиную стройную даму лет пятидесяти, с уже заметной сединой на висках – это была Елена Николаевна, мать Риммы и сестра Николая Николаевича собственной персоной.
В комнате воцарилось молчание. Римма была готова провалиться под землю от стыда. Она чувствовала, как её лицо покрылось пунцовыми пятнами, а сердце колотилось так сильно, будто птица хотела вырваться из клетки. По лицу Елены Николаевны блуждала принуждённая улыбка. Она переводила глаза с Риммы на своего брата, с брата на его жену и опять обратно на Римму. Её прямой и упрямый взгляд говорил: «Сколько ни скрывайся и ни обманывай меня, а я всё равно всё узнаю».
– Какая неожиданная встреча, сестрица, – изрёк, наконец, Николай Николаевич. – Вот, что называется, сюрприз. Прошу тебя, садись за стол…
Римма почему–то обратила внимание на отсутствие цветов в руках матери.
Елена Николаевна, однако, продолжила стоять, и её лицо приняло гордое и оскорблённое выражение:
– Так вот ты где была всё это время, моя милая… Я узнала позавчера. Получила телеграмму от Варвары и сразу побежала покупать билет на поезд.
Под Варей громко скрипнул стул.
– Зачем ты обманывала свою мать? – Елена Николаевна приняла несколько театральную позу и сверкнула глазами. – Рассказывай же, не молчи, беспутная. Я надеялась, что ты исполнишь мою мечту – станешь врачом, будешь жить в столице. Мы с отцом были готовы жертвовать для тебя всем. Но вот я узнаю, что ты пошла по пути плебеев – решила замуровать себя в деревенской глуши, жизни в столице предпочла прозябание в нищете, грязи и непотребстве. Каково узнать об этом матери? А самое главное, ты мне солгала. За что мне это? Разве я плохо с тобой обращалась? Разве я заслужила такое?
Полковник, наконец, понял, что пришло время вмешаться.
– Леночка, обожди, ты должна сначала меня выслушать. Твоя дочь не такая, какой ты её представляешь…
– Уж кому как не мне знать свою дочь! – взорвалась Елена Николаевна, упершись кулаками в бока. – Я ли ночей не спала, я ли не нянчила, не выхаживала её во время болезней, я ли не определила её в лучшую женскую гимназию! Да пусть ей стыд очи выест, махровой лгунье…