Недотрога

— Уу-у-у-А! — крикнула подруга и, словно обжегшись, бросила карты перед собой. Некоторые из них в полете развернулись, некоторые остались рубашками вверх.

— Эх, бедная ты моя, бедная, — горько начала Мариша, но я сразу поняла, что она прикидывается. — Не будет в твоей жизни истинной любви, потому что… потому что… Потому что она у тебя уже есть! Ура!

И Мариша принялась скакать вокруг меня, тряся какой-то картой. Безумие оказалось заразным, и другие девушки тоже запрыгали.

— Ну и кто ж моя истинная любофф? — поинтересовалась я, разглядывая выпавшие символы, но ни черта в них не понимая: карты были гадальными, и рисунки на них были какие-то неизвестные.

— Ну вот же, смотри: видишь ты его каждый день, и в доме он твоем живет. А еще вы недавно куда-то ездили — видишь, тут карета? Не конь, а карета. Значит — вместе ездили. Значит, из гарема он! — уверенно постановила Мариша.

— У тебя в гареме триста мужиков, — напомнила я. — Который из них мой?

— А это тебе лучше знать, — отмахнулась Мариша. — Главное, что есть уже. Карты-то не врут. Если вы друг друга найдете, счастливы будете до конца ваших дней. А ежели упустишь ты его, век тебе не быть замужем. Ты пей давай, пей!

— Да я и так уже полбутылки выпила чуть ли не разом, — попыталась отвертеться я. Не удалось. Мне всучили еще одну открытую бутыль. И хоть бы одна добрая душа предложила бокал или хотя бы чайную чашку.

— Пошли, — сказала Мариша, впившись мне в плечо.

— Куда? — испуганно спросила я, пытаясь вырваться из ее захвата. С другой стороны в меня вцепилась Марго.

— Туда, — туманно ответила подруга, и они потащили меня по коридору.

— Э-э! Вы чего задумали? — я дергалась между ними, как распятый на жертвеннике ягненок под ножом шамана аборигенов.

— Чего-чего, — передразнила меня Мариша. — Венец безбрачия с тебя будем снимать. Не дергайся, идти тяжело.

— Не надо с меня ничего снимать! — запротестовала я. — Мне и так хорошо.

Но спорить с ними было бесполезно. Меня затащили сначала в один из потайных ходов, потом куда-то вниз, в сырые объятия подземелий, а потом и еще глубже — туда, где, наверное, полсотни лет никого не было.

— Раздевай, — повелительным жестом махнула в мою сторону Мариша. Марго тут же охотно принялась вытряхивать меня из платья. Спьяну ей это плохо удавалось, тем более, что я сопротивлялась как могла. Но в конце концов, тупая бабья сила, коей в моих мучительницах было куда больше, чем во мне, победила, и платье с треском выпустило мою испуганную тушку. Мариша щелкнула пальцами, призывая голубой магический светильник. Я стала сама себе напоминать привидение в длинной нижней рубахе. Светильник разгорался все ярче и, наконец, осветил помещение.

— Мамочки! — завопила я и попыталась забраться на шею Марго. Меня оттуда сняли и поставили обратно.

— А ну цыц! — заткнула меня Мариша и деловито обошла подземелье.

Это был древний склеп. Причем не наш, с мраморными плитами, скрывающими от безутешных родственников лики умерших, а древний — со скалящимися со стен скелетами. Руки, шеи и ноги их были прикованы к стенам кандалами, челюсти отвисли, а под ребрами болтались связки холщовых мешочков с высушенными внутренними органами — так раньше трупы бальзамировали. Древние верили, что человек после смерти продолжает жить и иногда бродит по миру, беспокоя живых. Поэтому они приковывали своих мертвецов к стенам склепа. Мариша обошла их все, потыкала в суставы, проверяя их на крепость, и, выбрав самый прочный скелет, пошептала что-то над кандалами и плюнула на них по разочку.

Вообще-то, обычно я люблю смотреть, как Мариша колдует: мне-то самой такое не дано. Но сейчас, когда от ее плевков рассыпались в ржавый прах древние кандалы и скелет устало упал на колени и тюкнулся лбом в пол, мне стало еще больше не по себе.

— На алтарь ее, — Мариша, не глядя, ткнула пальцем в мою сторону. Пьяные приспешницы тут же со смехом затащили меня на гладкую и пыльную гранитную плиту в центре комнаты, не обращая внимания на мои возмущенные крики и попытки вырваться. Щелкнули магические замки, и на моих руках и ногах сомкнулись кандалы, распяв меня в позе морской звезды. Вот тут мне действительно стало нехорошо. И дело вовсе не в том, что во мне забурлило все вино, что я выпила, а в том, что я не была уверена, что Мариша вспомнит, как потом эти кандалы открывать. Плита была просто ледяной, и долго б я на ней не протянула: через пару дней скопытилась бы от пневмонии, даже если б меня поили, кормили и убирали за мной, как за парализованной.

— Мариш, а может, не надо? — жалобно попросила я, не представляя себе, что она задумала, но привычно ожидая худшего.

— Знаешь ли ты, моя дорогая, что такое венец безбрачия? — спросила она, облокотившись о плиту рядом с моей головой и несинхронно моргая.

— Нет, — ответила я.

— Это когда завистливый человек проклинает девушку особо изощренным образом: сватает ее на призраке. Призрак девушкой овладеть не может, но и другим жениться не дает, — пояснила Мариша. — Так что мы решили тебе чуток помочь и избавить от фиктивного брака традиционным образом.

— Каким? — чувствуя подвох, спросила я.

— Смертью, разумеется.

Почти минуту я молчала, тупо хлопая ресницами и пялясь в непроницаемо-пьяную рожу подруги.

— Ты совсем сбрендила? — наконец, спросила я.

— Вот погоди, ты мне еще спасибо скажешь, — проигнорировала мои слова Мариша, разворачиваясь к помощницам. — Давайте сюда жениха.

Но девицы только боязливо хихикали и жались по углам. Мариша вздохнула, сплюнула и сама пошла за освобожденным от кандалов скелетом. Подхватила его, усадила на край плиты рядом со мной и заявила:

— Красавец, правда? — я была совершенно с ней не согласна, но от отвращения не могла вымолвить ни слова. — Между прочим, принц. Самый настоящий. Только мертвый.

Мариша поправила «жениху» челюсть и принялась наглаживать меня его костлявой рукой, приговаривая:

— Смотри, какая у тебя невеста красивая. Ты, наверно, и надеяться не смел уже, что тебе так повезет: даже после смерти наслаждаться женскими прелестями.

— Мариша, убери его! — взвизгнула я и попыталась вырваться, но кандалы держали крепко.

— Да че ты испугалась? — заворчала на меня подруга. — Он же дохлый, не укусит. Подумаешь, полежит на тебе немножко, погреется. С тебя не убудет. Призраку же нужно хоть какое-то тело, чтоб с тобой побыть. А живые тела им не подходят. Ну, хочешь, мы тебе труп посвежее принесем? С мясом и кожей?

— Нет! — истошно заорала я, тщетно пытаясь освободиться.

— Вот и отличненько. Пусть пользуется этим скелетиком, значит. Давайте, любитесь.