Недотрога

Свечка снова погасла. И снова вспыхнула! Да они там, похоже, заскучали, боги-то наши. Оно и понятно: со времен Великого Сева сидят у себя на небе, выслушивают всяких нытиков. А тут такие интересности!

— А за пару дней до того я видела, как демон эльфийку девства лишил. Потрясающее, скажу я вам, зрелище! Я правда, почти все время глаза зажмуривала и уши затыкала, но начало видела. И до чего ж там все у эльфиек прекрасно, аж завидно стало. Кожа нежнейшая, складочки — будто розы лепестки. Наверно, и пахнет хорошо. И как ему не жалко было такой цветок портить, а? Ну ладно, со мной переспал, у меня там и вид обычный, и волосы растут. Правда, я их вчера удалила. А тут такая красота, а он ее своим… Эх, да что тут говорить.

Свечка снова потухла и вспыхнула. Словно кто-то мимо прошел, загородил ее на миг, а потом рядом сел.

— Впрочем, могу и об этом поговорить, — сразу же поправилась я. — Как-то раз этот демон лежал у меня на кровати голый. Только повязка на глазах была. Так я его всего в подробностях рассмотрела, едва ли не потрогала там. Забавно было, скажу я вам. У него ж тоже никаких волосков не растет, так что все видно замечательно. Кожа такая нежная — как у ребенка, честное слово! И кончик блестит, в углублении капелька виднеется. Я даже почти потрогала.

Свечка опять моргнула. Даже дважды.

— А сегодня мне снилось, что я такой… стыдно сказать… лизнула, — тихо-тихо прошептала я. — И он был солененький. Я правда, не знаю, как на самом деле, в жизни не пробовала. И не хочу. А он — в смысле тот мужчина, что мне снился — он меня… эм… ну, в общем…

Я запнулась, тяжело дыша и не решаясь назвать вещи своими именами.

— Короче, он меня там потрогал, — прошептала я свечке, показывая пальцем на свою попу. — Но не там, где СПЕРЕДИ, а там, где СЗАДИ. А спереди он меня языком ласкал. Так стыдно было. Но здорово. Если во сне, то я не против еще раз так. Но когда он в меня просто входит, тоже ничего. Я во сне его так сильно хочу, что у меня внизу все даже немного набухает и таким влажным становится, что совершенно не больно. Мне особенно вот так нравится.

Я легла на спинку, подтянув колени к груди и разведя их в стороны.

— Он при этом за что-то там задевает, и мне так хорошо становится, что кричать от счастья хочется. А потом такое расслабление, такая нега. Как будто мир останавливается.

Я растеклась по горячим доскам. Было тихо, только насекомые снаружи трещали. В помещении гулял нагретый солнцем воздух и пахло медом. Благодать. Блин, и чего я тут устроила, скажите на милость? И ведь интересно им, богам-то. Вон как много раз свечка снова вспыхнула.

— М-м-м, вам, наверное, тоже хочется плотской любви, вот вы и спустились послушать. Тел-то у вас нет, — пожалела я богов. — Так вы заглядывайте иногда к нам в гарем: у нас и не такое случается. Да, кстати, забыла совсем поблагодарить за спасение мое. Спасибо.

Я снова села на колени и поклонилась, коснувшись лбом досок. А когда подняла голову, свеча уже не горела. Ну и правильно. Что хотела, я уже рассказала. Даже больше, чем нужно. Куда больше. Можно сказать, я за всю свою жизнь непутевую исповедалась. И ведь даже полегчало немного. Правда, было странное ощущение, что я только что занималась любовью.

Я встала, чуть пошатываясь, и побрела к карете, довольная и умиротворенная.

Когда я вернулась, время ужина давно миновало, и за косметикой пришлось идти в комнату дроу. Он меня заодним переплел, хотя зачем, если ночь впереди? Но не отказываться же от приятной процедуры. Тем более, что у него были припасены для меня бутерброды и чай.

Перед тем, как сгинуть на Маришкином девичнике, я все-таки обошла весь гарем, проверила, не случилось ли чего, поэтому сильно задержалась, но зато ушла со спокойной душой, прихватив с собой пару мальчиков по вызову, для Маришки.

— О! — встретил меня довольный крик, стоило только открыть дверь покоев подруги. — М-монашка пожаловала! Эй, а мужикам вход воспрещен. Брысь в мою спальню! Можете пока поспать. Я через пару часиков приду. Ик!

— Если ты будешь так пить, через пару часиков мы тебя туда только отнести сможем, — попеняла я ей.

— Да без разницы! — развязно отмахнулась Мариша. — А чо они, побрезгуют что ли?

— Нет. Но ты больше не пей.

— Тогда ты пей! — пьяно ответила она, пихая мне в грудь полупустую бутылку игристого вина. — Пей-до-дна, пей-до-дна, пей-до-дна!

Я сделала несколько глотков. Девчонки поддержали меня дружным визгом. Правда, все я не осилила, но мне простили.

— Ну чо, поговорим? — она обхватила меня за плечо, повиснув на нем своим немалым весом. С другой стороны пристроилась такая же пьяная Маргаритка.

— О чем?

— О соплях и тараканах, блин. О любви, конечно! Мы ж девочки, у нас две темы: «Великая любовь» и «Все мужики — козлы!». Козлов ты нам уже рисовала, теперь давай про любовь.

— Нет у меня любви.

— А мы те щас нагадаем, — Мариша встала, сделала крутой вираж, сбив головой открытую дверцу шкафа, но ее это не остановило. Покопавшись в столе, она выгребла из него старые замызганные карты.

— Мамины, — с нежностью проворковала она, внюхиваясь в них, потом смачно плюнула на колоду и растерла. — Слюна царицы — есть.

— Кровь блудницы, — Марго кольнула себя булавкой от брошки и капнула на колоду. — Есть!

— Теперь моча девственницы, — пробормотала Мариша, усаживаясь рядом.

— Я писать не буду, — замахала я на них руками.

— Ой, да какая из тебя девственница! — отмахнулась она. — У меня тут где-то пузырек есть. Между прочим — ценнейшая вещь: моча суккуба-девственницы.

— Дочки, что ли, твоей?

— Ага. Мла-адшенькой, — с нежностью пробормотала Мариша, поглаживая пузырек и прижимаясь к нему щекой. — Но для тебя ничего не жалко.

И она щедро полила карты. Гадость какая. Я взяла бутылку вина и отхлебнула, хотя до меня еще первая порция не дошла.

— Правильно, пей давай. Тебе штрафная полагается. Так на че мы гадаем-то? Я забыла. А! Точно! На любофф! Тяни карту.

— А можно я их руками не буду трогать? — брезгливо поморщилась я.

— Ну хоть сдвинь тогда чем-нибудь, — ответила Мариша, и я осторожно сдвинула полколоды черенком ложки.

— Агась. Приступим.

Мариша снова подняла карты к лицу, внюхалась в них, а когда открыла глаза, начала уже конкретно напоминать безумную. Видно, они тут кроме вина еще и дурманом баловались. То-то мне все кажется, что благовониями благовоняет. Мариша тем временем затряслась и забормотала что-то неразборчивое в карты. Все кругом взялись за руки и начали гудеть, нагнетая обстановку. Вообще-то гудение нисколько не помогало гадалке. Просто так было таинственнее, по мнению собравшихся. Пока они гудели, я допила бутылку. Вот теперь вино начало до меня доходить: в голове чуть зашумело, и стало очень хорошо. Даже дурость с картами, измазанными в крови, слюне и моче, больше не казалась чем-то отвратительным. Так, легкая Маришкина придурь.