Страница 2 из 158
Внезапно вспомнив о кровавых росчерках, запятнавших моё лицо и шею, я резко уткнулся носом в сгиб руки, рваным движением принялся стирать следы крови с пылающей кожи. Но раскалённые капли как будто бы впитались в самое моё естество, распалились, причиняя явную боль при всякой попытке дотронуться до каждой из них. И всё-таки я продолжал дёрганными рывками водить по лицу рукавами испачкавшейся куртки, не замечая никого и ничего вокруг себя… До тех пор, пока в голове моей, точно в глубине порожнего котла, не раздался трепещущий неестественный гул.
– Что с тобой? – опасливо спросила стоявшая позади девушка. – Неужели ты… Ты плачешь?
Я вздрогнул, осмысливая донесшийся из-за спины вопрос, и уголки моих губ сами по себе поползли вверх. Я чуть не захохотал в голос, обнаружив неожиданную лазейку к спасению, но всё-таки сдержался, позволив хохоту отдаться в теле потоком опустошающей дрожи. Да, так было даже лучше – выглядеть рыдающим, выглядеть разбитым и сломленным, скованным по рукам и ногам кандалами горечи! Пусть даже на самом деле я испытывал только восторг, смешанный с ощущением призрачного превосходства. Грусть? Мне не о чем было грустить! Во всём произошедшем не было моей вины, не было!
Наверное, последнюю фразу я произнёс – или даже выкрикнул – вслух, потому как чужое присутствие неожиданно стало давящим, и на плечах моих зарделся холодок от внезапного прикосновения. Снова она, снова эта девчонка, выследившая меня в проклятом лесу! Та, из-за кого ненависть Мегуми приобрела столь жуткие и явственные последствия.
– Не трогай меня, – произнёс я через силу, дивясь хрипоте собственного голоса.
– Шин? – ладони на моих плечах скользнули ниже, сошлись под подбородком, и дыхание девушки вдруг оказалось слишком близко. Кровь ударила в голову от его вызывающего жара, и я не сразу смог прогнать из разума волны пустых наваждений.
– Не подходи ко мне! – я резко поднялся, отбросив от себя холодные руки, шагнул в сторону, стараясь спрятать взгляд и демонстративно отвернуться, когда…
– Отчего же, Шин? Неужели ты боишься? Боишься меня? – Мегуми, облачённая в девственно-белое ритуальное кимоно, посмотрела на меня исподлобья, снизу вверх, и губы её вдруг исказились в уродливой ненавидящей усмешке.
Я не мог протолкнуть в лёгкие воздух долгую половину минуты, глядя на расползающуюся, расходящуюся множеством чёрно-белых нитей иллюзию, проживая каждый минувший миг с ощущением омерзительной слабости и беспомощности. Но стоило моргнуть, с силой свести веки – и созданный распалённым сознанием мир просто исчез, пропал, раздробленный порывом безразличного ветра.
Передо мной, прикрыв тонкое женственное личико ладонями, сидела Амамия Хитоми, «принцесса» деревенской школы и избранная жрица семейства Амамия. Наследница всего Дома, одного из самых влиятельных Домов во всей долине. Красивая, даже слишком красивая для обыкновенной деревенской девушки, Хитоми казалась отражением нависшей над лесом луны, тонкой белесой тенью, хрупкой, но всё-таки достаточно реальной и чёткой.
– Это ведь ты виновата, – отрывисто бросил я, чувствуя, что вид тихо плачущей Хитоми не вызывал у меня никаких эмоций. Совсем никаких. Я наблюдал за ней как за куклой, участвующей в нелепой театральной постановке.
– Шин, как ты можешь говорить так?! – она всхлипнула, убирая ладони от лица, и я, наконец, смог посмотреть в её тонкие, кажущиеся жестокими глаза. Эта иллюзия всегда довлела над девушкой: мрачно зауженные веки придавали личику Хитоми безразличное и чуть высокомерное выражение, странно напоминающее недвижимую фарфоровую маску. Маску, совершенно не сочетающуюся с открытым и ярким характером.
– Из-за тебя Мегу бросилась в этот лес, из-за тебя она… – я осёкся. Впрочем, Хитоми не различила намёка на истину, чуть было не сорвавшуюся у меня с языка. Она даже не слушала, эта девчонка. Смотрела на меня своими суровыми глазами, в которых не отображалась даже открытая грусть, смотрела с вызовом и дерзостью. Но не слушала.
– Я не знала, Шин, что ты такой, – девушка с трудом поднялась на ноги, не глядя отряхнула грязь и листву с подола лёгкого летнего кимоно. Посреди скованного морозцем леса она выглядела странно, если не комично, и, скорее всего, отчаянно мёрзла…
– Какой? – отстранённо переспросил я.
Не удостоив меня ответом, Хитоми отвернулась и легко зашагала в объятый чернотой лес. Потеряв хрупкую фигурку из виду, я некоторое время просто представлял её, ступающую от дерева к дереву, обходящую лужицы густого мрака, касающуюся каждого нового препятствия неловко вытянутыми руками. Она была похожа на блеклую птичку в клетке из подвижного обсидиана, тщетно бьющуюся о непреодолимую преграду. Сравнение показалось мне… забавным. Однако я сам не мог понять – почему.
Выждав несколько минут, я последовал за Хитоми, затерялся в дебрях странного леса, тёмного, как сама ночь. Сквозь нависающие со всех сторон кроны деревьев смотрела на меня слепая луна, кажется, разбившаяся на тысячу тысяч крохотных бесцветных осколков; с края обрыва бледный, отливающий серебром диск казался огромным и удивительно светлым, но здесь, средь массивных стволов и хлещущих по лицу веток, не было видно ни следа его бледного сияния. Лес будто бы не был частью того, реального мира, в котором исчезла Мегуми, но в то же время он казался достаточно материальным для того, чтобы оставлять на моём лице россыпь крохотных царапин и грязевых разводов. Неужели каких-то десять-пятнадцать минут назад я мог бежать сквозь эти дебри почти вслепую, не падая на каждом шагу и не выворачивая ноги в подстилке из уродливых старых корней…