Страница 13 из 158
Какое-то крохотное совпадение изменило жизнь Ёске, непоправимо и жёстко. Невыразимой грубостью было расспрашивать что-то о дне фестиваля у человека, до сих пор проклинающего всё вокруг себя за одно его существование, за эту странную ночь, окрещенную деревенскими старожилами «ночью второго полнолуния», или «ночью отражения луны». С каждым годом тех, кто, как и я, называл время фестиваля «порой глупых сказок» становилось всё меньше…
Деревенская школа не могла соперничать с городскими ни высотой, ни количеством классов, ни общим благоустройством, но даже при этом смотрелась она более чем внушительно. Полностью выстроенное из камня здание располагалось на почтенном холме, вокруг которого раскинулись пуховые крылья небольшого лесочка, и выглядело этаким оборонительным укреплением, «бастионом знаний», как когда-то отметила Рика. Наверное, во время войны здесь располагался какой-нибудь секретный стратегический объект, но после поражения Японии о нём просто забыли и оставили на попечение деревни. Неудивительно, что поблизости от школы не оказалось места для стадиона или бассейна, а потому занятия по физкультуре обычно завершали учебный день и проходили на берегу простирающейся за лесом реки. Нельзя сказать, что это доставляло какие-либо неудобства, но… Порой я грезил о самой обыкновенной стометровке на специальных беговых дорожках… Реальность же оставалась неизменной: полкилометра бега по пересечённой местности до реки, те самые сто метров вдоль реки и окончательно добивающая обратная дорога до школы.
Физкультура вообще заставляла почувствовать себя настоящим солдатом, привязанным к крепости на холме. Бег, нагрузки, бессмысленные препятствия… И чрезмерно открытая на мой вкус женская форма, доставляющая куда больше неприятностей, чем все расстояния вместе взятые. Ведь на неё невозможно было не оборачиваться… В иных школах парни и девушки занимаются в разных группах и в разное время, но у нас в деревне это приравнивалось к исключительной роскоши. Таким образом, при совместных занятиях вся мужская сторона моего класса резко переходила в разряд тяжелораненых, неспособных уверенно держаться на своих двоих. Чего ещё ждать от таких тренировок и пробежек, если на них присутствует «несравненное трио» школы – сёстры Амамия и Аясе Киоко, девушки, равных которым не найти даже в огромном городе!
Я в задумчивости остановился у забора школы, выбирая место на импровизированной стоянке разнообразных транспортных средств, от скейтбордов до роликовых коньков. Однако, при десятке свободных мест, выбор мой оказался крайне скуден. Ёске приехал первым и, мысленно скривившись, я прислонил свой велосипед к его довольно невзрачному велику. Это было своего рода традицией для нас – оставлять велосипеды рядом даже во времена самых страшных ссор, но на этот раз я ощутил совершенно непривычное неудовольствие. Чуть не пошёл против очередной привычки, плотно угнездившейся в каждой клетке моего тела.
Это было…
Неправильно.
В школе царила какая-то непривычная тишь, хотя повсюду кипела своя, скрытая жизнь: в учительской шелестели перекладываемые бумаги, а неподалёку от входной двери стояло ведро, поверх которого сохла вычищенная серая тряпка. Часть отделений в обувном шкафчике была занята, но поблизости не было видно ни одной живой души. Это наводило на странное сравнение с вымершими зданиями-призраками из чудом дошедших до нашей деревни городских легенд. По слухам, ученики, приходящие в школу раньше других, могли лицом к лицу встретиться с мстительными призраками так или иначе умерших в этих стенах людей. Понимаю, сравнение вовсе не казалось остроумным или даже похожим на правду, но в такие вот утра, в одном из пустых школьных коридоров в свете слабых ламп, мысль о существовании этакого школьного «бермудского треугольника» становилась особенно навязчивой…
Я осёкся на половине шага, вздрогнул, передёрнул плечами, прогоняя навалившуюся тяжесть страха. Обыденная действительность, как-то незаметно укрывшая впечатления от судьбоносной ночи фестиваля, вдруг показалась размытой, нечёткой и предательски хрупкой. Казалось, единственный лишний вздох заставит крохотный мирок трещать по швам, оторвёт от пола стены и швырнёт вверх всю громаду здания школы. А я останусь наедине с собственным страхом, с той тенью Мегуми, которая осталась по эту сторону.
Я двигался по коридору, тщательно вслушиваясь в крадущееся по моим следам траурное молчание, пока не вышел, наконец, к двери своего класса. Она была чуть приоткрыта, но внутри не было никого. Так мне сперва показалось. Все парты были свободны, но в классе явно ощущалось чьё-то присутствие. Как будто бы звук разносился чуть глуше, как будто бы чужое дыхание распространяло по эфирному океану лёгкое беспокойство.
Легко толкнув дверь в сторону, я медленно вошёл в класс. Едва заметная тревога скрутила живот, но это не было страхом перед чем-то внешним, просто на миг мне стало неуютно за самого себя. Потому что у дальнего окна, не глядя на меня, в каком-то угнетающем молчании стояла Хитоми. Она не могла не слышать звука скользящей двери, не могла не почувствовать моего присутствия, как я не мог не ощутить её – пусть даже и неосознанно. И всё-таки она просто стояла и смотрела в пустоту, в одну точку, игнорируя, демонстративно выжидая, безмолвно расспрашивая…