Страница 3 из 73
Мой особый опыт с попыткой изобразить героев из первобытной эпохи:
После сумерек опять ушла. Дошла до леса, углубилась туда. На ощупь, по запаху искала травы, дающие сил… Вернулась так же бесшумно, как и ушла. Тронула плечо сына вождя. Он резко сел, схватил меня за запястье. Вскрикнув, рассыпала травы.
- Опять ты? – спросил.
- Я, - сказала.
- Зачем?
Боязно оглядевшись – пленницы спали, не проснувшись даже от моего крика, так устали, а бодрствующие воины о чём-то шептались у костра – подхватила часть трав и протянула ему.
Юный воин долго молчал. Я уж испугалась, что решил, будто меня подослали его отравить. Потом всё-таки протянул руку, взял травы и листы. Съел, всё съел, что дала.
- Не приставай ко мне! – громко сказал, - Если ты станешь женщиной кого-то в их племени – сможешь жить, - а это уже очень тихо добавил и, помолчав, ещё добавил, - А моей станешь – умрёшь.
Долго молчала. Потом собрала оставшееся стебли и листья, корнеплоды, сложила возле него. Если окрепнет, то убежит. Я хочу, чтоб он убежал. Чтоб нашёл племя, которое его примет. И жил там. Имел свой шалаш и… И от мыслей, что там его будет ждать с охоты другая женщина, что-то внутри заболело, сильно-сильно…
- Ты травы знаешь, - тихо сказал, - Наверное, тебя беречь будут. Не ходи около меня. Меня убьют. Я убил сына их вождя.
- Я буду рядом, - сказала твёрдо.
- Меня будут долго убивать, - сказал спокойно.
Легла рядом. И убивать нас будут потом. А пока я смогу идти за ним…
А вот это вампир-интеллигент, любящий тайком читать книги из человеческой библиотеки, время действия - конец 19-начало 20 века:
Три дня и две ночи прошли тихо. После заката я караулил недавних родственников на крышах неподалёку от редакторского дома. С рассвета до полудня отсыпался – Пётр Семёныч многозначительно ухмылялся, правда, всё ещё недоумевал, на что мне такая неказистая муза. В его глазах читалось: «И с какой трущобы вы её вытащили, Константин Николаевич?». А ещё она раздражала его безмерно тем, что завтракала за троих, обедала за пятерых, а ужинала за четверых. Я и сам недоумевал, как в неё столько влезает. Сенька набивала пузо до отказа каждый раз, когда садилась за стол: это сказывалось её нищее голодное детство. Медленно исчезала с её лица бледность. Я несколько часов писал рассказы, потом мы гуляли. Часто отправлялись на луг. В две из шести наших прогулок перед нами словно чёрт из табакерки появлялся Анастасий. Едва увидев нас, он начинал припоминать нам все наши «грехи». Особенно его вдохновлял тот факт, что мы вдвоём гуляем вне города: парень неизменно усматривал в этом жажду разврата и слабость перед искушениями. Когда я не сдержался и уточнил, что Софья – моя жена, значит, между нами могут быть только супружеский долг и нежная любовь, то молодой священник ответил не раздумывая:
- Все люди грешны от своего рождения!
Он появился в городе недели три назад и так страстно желал указывать «заблудшим людям истинный путь», что его уже знали в лицо все жители. Когда приезжие недоумённо спрашивали, кто этот бледный молодой священник, от которого все разбегаются, горожане подталкивали любопытных к нему, а сами делали ноги. Анастасий, видя пред собой новую жертву, «погрязшую во грехах», сиял как солнце и немедленно устремлялся «вразумлять грешников». Я как-то раз подумал, что если бы все священники были такими рьяными, как он, то верующих бы не осталось. Другое дело обвенчавший меня и Софью отец Георгий...
Герой - очень молодой эльф, место действия в другом мире, мире магии и алхимии. Парень пытался отомстить, сделав кое-что жуткое для эльфов, готов был отдать жизнь ради мести, таки сделал жуть, но когда появились стражники, его вдруг спас незнакомец, подставившись вместо него:
Я шёл, куда ноги несли. Долго шёл. Очень долго. Днём. На закате. В темноте наощупь. Утром. Днём. Новой ночью. Не то стремился найти разгадку, не то уморить себя до бесчувствия. Сам не заметил, как зашёл в незнакомую деревню, ворота которой почему-то были открыты. Прошёл мимо людей, оживлённо спорящих о чём-то, бесшумно словно призрак. Если они существуют. Я, кажется, уже не существовал…
На дороге, облитой ночным дождём, ещё не просохли лужи. И кто-то выбросил в грязь куст ноготков, выдранный с корнем. Большой куст, уже почти отцветший. Однако на одной из замызганных, затоптанных веток каким-то чудом уцелели два полураскрывшихся цветка. Ярко оранжевые, тёплые, стойко пережившие и падение в грязь, и тяжесть чьих-то ног, лап, колёс, копыт, они как два маленьких солнышка бодро горели среди растоптанных и грязных стеблей, завядших или раздавленных цветков, сухих и только начавших созревать семян. В тот миг, когда я увидел эти цветки, что-то внутри меня замерло. Сердце как будто тоже замерло, а потом сорвалось на бешеный бег. Задрожав, опустился на дорогу, коленями в лужу, осторожно оторвал от помятых стеблей два уцелевших цветка, прижал их к груди, испуганно огляделся. Но никто не заметил меня. И тогда быстро и беззвучно ушёл. Выйдя на широкий луг, не выдержал, разрыдался. Слёзы текли на цветы, омывая их от грязи.
Два цветка, задержавшиеся на грани существования и небытия, напомнили мне моего спасителя и меня.
Кто же ты, мой спаситель? Кто? Поначалу я думал, что это мой отец вернулся с того света. Потом во мне родилась маленькая чахлая надежда на то, что он и мать как-то выжили тогда, выпив яду из Чёрной чаши. Однако что-то насторожило меня в таком знакомом и одновременно чужом лице. Я долго напрягал память. Кажется, больше дня прошло. Я на рассвете вспомнил, что меня потрясли его глаза. Серо-зелёные глаза. У моего отца были серые... И ещё этот знакомый незнакомец выглядел немного моложе…