Страница 39 из 53
—Ты свободен, лейтенант, желаю тебе дожить до Победы.
***
Начальник госпиталя майор Дроздов ожидал Емельянова. Он не удивился его звонку, потому как понимал, что ему не избежать встречи с особистами. Внутреннее волнение пыталось спросить его: «Зачем ты в это дело ввязался?» Ответить себе он не успел, вошел Емельянов и против ожиданий протянул руку для приветствия.
—Майор Емельянов Дмитрий Андреевич.
—Дроздов Василий Петрович. Чем могу служить?
Служите вы хорошо, даже очень хорошо. По моим сведениям, тысячи раненых обязаны
вам жизнью.
—Обо мне Госбезопасность собирает сведения?
—Мы обо всех имеем сведения.
—Что еще хотите узнать обо мне?
—К вам в госпиталь принесли раненого рядового Гурова. Меня интересует, кто принес?
—Его принесли трое: лейтенант Стрельников и два беглых заключенных.
Где они?
—На излечении в госпитале.
—Их фамилии?
—Изотов и Носов.
—Они предъявили документы или только назвали фамилии?
—Назвали фамилии.
—Почему не сообщили нам?
—Я хотел их подлечить, многодневное скитание в условиях зимы, под пулями и снарядами сильно подорвали их здоровье.
—С каких пор вы так трепетно заботитесь о преступниках?
—Для меня они только пациенты.
Если они дезертиры или немецкие шпионы, то вы будете отвечать за пособничество.
—Какие из них шпионы, если пришли люди без документов. Что, немцы-дураки? Возьмут и пришлют своих агентов без клочка бумажки? Были бы дезертиры, перешли бы к немцам. Нет, они нормальные люди.
—Почему так решили?
Плохой человек не станет рисковать собой из-за незнакомого раненого. Носов и Изотов могли убить Гурова и Стрельникова, воспользоваться их документами, но этого не сделали.
—Доводы убедительные, но зачем вам рисковать? Надеетесь на свои заслуги и незаменимость?
—Заслуги мои здесь не причём, и незаменимых людей нет.
—Тогда не вижу мотива защищать беглых заключенных.
—Есть мотив. Мой отец, полковник Дроздов был арестован по доносу. Ему грозил расстрел, но нашлись смелые люди, доказали его невиновность. Сейчас он воюет на Ленинградском фронте. Скажите, кому бы была польза в его расстреле? Кому будет польза, если расстреляют двух, ни в чем неповинных хлеборобов? Дайте им документы и винтовки, пусть защищают Родину.
—Счастье ваше, Василий Петрович в том, что я лично знал этих людей, в противном случае вы бы могли оказаться в штрафном батальоне.
Дроздов, пораженный сообщением о знакомстве, изумленно молчал, а Емельянов продолжил:
—Носов дважды судим, а это накладывает темный отпечаток на его прошлое.
Пришедший в себя доктор недоверчиво покачал головой и возразил:
—Я не мог ошибиться, они нормальные граждане нашей страны, нужные люди.
—Но факт остается фактом, Носов судим дважды.
—Я могу точно сказать, что он судим по пятьдесят восьмой статье.
—Да, первый раз он был осужден за прогул, второй за утрату социалистического имущества.
—Что он потерял что-то?
—Нет, он передал немцам свой трактор.
—Что так взял и передал?
—Нет, немцы отняли у них трактора, а самих отпустили.
—Оказалось, что судимости то липовые. Прогулять и мы с вами можем, а отнять что-то у нас всегда можно. Не застрахованы.
Разговор уже исчерпал себя, но он не привел их к результату, вопрос Изотова и Носова не был решен. Кто-то должен был взять инициативу на себя. Дроздову показалось, что его доводы дошли до сознания оппонента и обезоружили его. Он решился.
—Что будем делать по Изотову и Носову?
—Сам рискуешь и меня призываешь к этому?
—Зачем призывать? Вы Дмитрий Андреевич, уже все решили. Не зря же сказали про мое счастье.
—Хитер и умен ты доктор. Я надеюсь, что не покоробил тем, что стал говорить на ты.
—Это надо было сделать еще в начале разговора.
Опять возникла пауза разговора, за которой надо принимать решение. Емельянов стоял на пороге должностного преступления, которое грозило большими неприятностями, быть может, смертью. Для этого будет достаточно доноса. Емельянов молча встал и направился к двери, но его остановил Дроздов:
—Дмитрий Андреевич, у меня был тяжелый день, а выпить не с кем. Составьте компанию.
После недолгого раздумья Емельянов согласился:
—Ты прав, много во мне накопилось нерешенного, надо расслабиться.
После первой рюмки Дроздов спросил:
—Боишься, что донесу?
—А кто знает, что у тебя на уме? Принять такое решение в здравом уме невозможно, отложим до того, пока не надерёмся.