Страница 44 из 142
Анна сидела на краю постели, по-мужски опираясь локтями о колени, и курила. Волосы падали на лицо, руки дрожали. Раздетый вампир спал.
— Долго еще будешь так играть? — раздраженно спросил Михаил. Дух стоял в темном углу комнаты, но мрак не мог скрыть алого блеска на желтых пальцах.
— Не знаю, — голос вампирши охрип.
— Вдруг однажды один из них вспомнит, что ничего не было? Или гипноз почует?
— Заткнись, — Анна затушила сигарету о ладонь, прошлепала до окна и выбросила окурок на лужайку мотеля. В горле горчило от чужой крови, не принесшей покоя. А может, от горечи и отвращения к себе, разыгрывающей то, что чуждо. — Поехали домой.
***
В пристанище Маркуса почти не оставалось сумрака. Обычно в полумраке ему было вольготно, но последние события требовали сосредоточенного изучения. Как правило, если дело выдавалось серьезное, Вампир принимал побольше крови, устраивая традиционные "загоны". Сегодня не стал. То ли, решив, что не будет засиживаться допоздна, то ли, чтобы не разочаровываться.
И все же жертву приготовил: девица, накачанная снотворным, повисла на вытянутых руках в углу пыточной. На всякий случай, он затолкал кляп в ее рот и теперь изредка посматривал, не пришла ли она в сознание.
Не пришла. Маркус потер большим пальцем костяшки остальных четырех и, взяв карандаш, сделал наброски на новом листе бумаги. Постучал грифелем о стол, смял листок, отшвырнув его подальше.
Не вязалось.
Он взялся за газетные вырезки, разложил их по датам, сверил число загадочных смертей. Верить, что все это сделала Анна не хотелось. Или не моглось?
Если бы это была она, были бы выздоровления. Не равные смертям, но значимые. Таких не было. Маркус имел доступ в любую больницу, поэтому знал наверняка. Все пациенты уходили оттуда, не щеголяя чудесным исцелением.
А что, если Ангел ничего не помнит из-за провалов в памяти? Вампир же не видит, что и как в ней повредил его яд, между прочим, многократный.
Он закрыл глаза, откинулся назад, вытянув ноги и закрыв лицо ладонями, попытался представить, с какими чувствами все происходило, как она выбирала, как прикасалась...
Верховный помнил глаза своего Ангела, когда она приближалась к детям, знал, что с таким взглядом не убивают. Даже при заражении она, теряя детали дней, никогда не доводила жертв до смерти.
Могла ли она так измениться? С тем хладнокровным торжеством, что играла сегодня, — да, могла. Изменилась, но насколько. Только, чтобы сыграть, или чтобы убить тоже?
Дурак! Сам виноват! Сам травил, надеясь, что умрет, и все вернется обратно. Ешь теперь горечь полной горстью, гадай, какой феникс отравлен злом, да мучайся, не зная, как найти ответ без всесилия.
Он поднялся, подошел к спящей жертве, опустился на корточки, провел пальцами по щеке. Желания не было.
Раньше кровь на все давала ответ. Стоило принять, и души, взорванные чужой болью, мчались по миру, зная все и вся. А теперь и ему самому больше кровь не нужна.