Страница 39 из 142
— Да, — невесело усмехнулся он, — в этот раз заигрался. А все так... неплохо начиналось, — он коснулся ее шеи и тут же перевел разговор: — Ты совсем ледяная, отнесу тебя домой.
Анна пыталась протестовать, но дурнота подпирала желудок и пришлось согласиться
— Тошнит? — спросил Маркус, она кивнула. — А ты не...?
— Нет. Я Антона почти четыре года не видела.
— Так, а... тело не просит? — шепот Вампира стал дразнить.
— Марк, меня сейчас стошнит, — простонала Анна. — Давай потом.
А потом Маркус начал удивлять. Он сам заботился о ней, следя за соблюдением режима: готовил, кормил по часам, проводил прием, собирая для Анны кровь с посетителей. Она лежала за ширмой в комнате для приема, и улыбаясь, слушала, как Кими объясняет гостям, что Агата больна, говорить не может и только пишет. А потом гость уходил довольный, ведь лекарка все угадывала и давала дельные советы.
— Зачем тебе это? — спросила Анна, когда Марк принес ей свежей крови после очередного гостя.
— Хочу оставить тебя в том состоянии, в котором нашел. Это ведь моя вина.
Сначала все это забавляло, пока Анна не поняла, что она для него просто скот, который он заботливо выкармливает для жертвенного ритуала. И все приятное, что она заметила в Верховном, разом слетело, подобно мишуре, перестало забавлять и развлекать.
Через четыре дня ей стало лучше, и Маркус, уверившись, что опасность ей больше не грозит уехал, напоследок попросив не исчезать. А в ее сердце поселилась тревога. Зачем он приезжал? Что проверял?
Первое время она просыпалась в холодном поту от страха, что он все еще сидит в углу комнаты и смотрит на нее. Его тени, казалось, бродили повсюду, а шипение змеиных душ прочно засело в голове. Как бы она ни пыталась отвлечься, как бы ни старалась убедить себя, что больше не боится его, на деле все выходило иначе и, что греха таить, намного хуже, чем представлялось.
Мало того, что Верховный засел в ее мыслях, так теперь еще его призрак поселился в доме, который она выбирала так тщательно. А ведь она так радовалась, когда поняла, что может позвать его!
А теперь ее совсем не радовала ни одна деталь интерьера, подобранная с такой любовью. В обшивки кресел, в портьеры, дерево и железо, казалось, навечно впитался Его запах. И если раньше, пока он был здесь, это не доставляло неудобств, то теперь напрочь лишило впечатлительную вампиршу покоя.
Она проводила прием, не особо вникая в переживания посетителя, часто стала промахиваться с диагнозом, потому что перестала слушать души и сосредотачиваться на чем-то, кроме собственного страха. Хрупкий покой, выстроенный в надежде хоть на время отгородиться от мира, рухнул, как только один из его представителей прикоснулс к стенкам рукой.
Спустя две недели, Анна прекратила прием, рассчитала Кими, сказав, что уезжает, и отдала ей скот и пожитки. А потом на неделю заперлась в одиночестве. Стены стали казаться картонными, стекла напоминали тонкий полиэтилен. Духи, взбудораженные ее напряжением, ожили и теснились по всем комнатам. Но их большое скопление, раньше приносившее покой, теперь внушало только раздражение. Анна зло отпихивала их с пути, огрызалась и всячески старалась не замечать. Они были живым напоминанием ее проклятия и она впервые призналась себе, что даже жизнь отдала бы, лишь бы не знать, что они существуют.
В редкие минуты сна вампирша вспоминала, как в детстве двенадцать лет с момента "отчитки" жила, не вспоминая о том, как многолик мир живого и призрачного. Тогда у нее была надежда, сейчас — ничего. Договор, который представлялся пропуском в мир, возможностью помочь людям, на деле оказался проклятием, вечной погоней за сбором душ, чтобы не нарушать отчетность и переработать их на другие силы, постоянным поиском впечатляющих способностей.
Анна понимала, что даже короткое отречение от душ не принесет ей радости, потому что они никогда больше ее не покинут. Станут невидимы, будут держаться чуть дальше и не попадаться на глаза, но, переживи хоть одна из них былую, яркую эмоцию, и она тут же станет частью вампирского сознания. Анна избавиться от них только однажды, — перед самым концом, — чтобы отдать Маркусу.
Депрессия продолжалась несколько месяцев, пока однажды женщина не посмотрела в пыльное зеркало и не узнала себя. Отражение напоминало прототип фильма "носферату": затравленные выпученные глаза, впалые щеки, тело, обтянутое кожей странного синеватого оттенка, и пугающая узловатость суставов. Анна разбила стекло, сжала осколки и долго смотрела, как усталая кровь медленно течет сквозь изрезанные пальцы, струится к локтю. Она уже не казалась вампирше синеватой, скорее черной.