Ангел для Вампира

Он скрылся прочь, чтобы в каюте закрыть глаза и возненавидеть себя еще больше. Потому что нельзя подарить счастье, если находясь рядом приносишь горечь. Нельзя измениться, если сам в себя не веришь. Довериться можно, но как мало, боже мой, как мало отдать себя за все то, что сотворил этому миру.

Ему отчаянно хотелось легкости. Чтобы груз прошлого вдруг исчез и все стало простым и понятным. Он прислонился к стене, чувствуя через ее толщу Свое ожившее тепло. Оно сочилось сквозь пластик и деревянные балки, как живая кровь, текло по венам проводов и канатов. И Маркус улыбнулся: есть еще надежда, в ней она еще жива.

***

Элис лежала на правом боку, смотрела прямо на стену и молчала. После ритуала прошло чуть менее двух недель, а они с Мароном почти не разговаривали. Так, перебрасывались бытовыми фразами, но больше молчали и смотрели ТВ.

"Нужно было сразу ему сказать", — про себя сетовала Элис. Сразу же, как только улеглась на тот проклятущий жертвенник, поняла, почувствовала, что ничего не выйдет. Но промолчала, не успела возразить. А потом еще сквозь забытье прорвался голос этого Маркуса, его смех, что она не любит Марона. Не любит... А кого любит? Даже себя ненавидит. Но обида за тот раз, когда Марон поверил Маркусу, а не ей, со временем только окрепла. В этом уж Верховный не ошибся.

Поначалу Элис избегала глаз своего Хозяина, но скоро заметила, что он не сердится, скорее удручен собственным давнишним провалом, и перестала терзаться. Говорить с ним не хотелось, а редкие минуты свободы, когда Марон уходил за кровью, стали для вампирши настоящей отрадой. Когда же он возвращался и кормил ее, мысли невольно возвращались к провальному ритуалу.

В тот день он перевязал ее рану, напоил своей кровью, чтобы вернуть хотя бы часть сил, долго приводил в чувство. Потом медленно с большими передышками, — у Элис кружилась голова, подташнивало, и слабели ноги, — они выбрались наружу. Было темно. Готовясь к такому решительному шагу, никто из них не предполагал, что ничего не выйдет, и не думал, что им придется возвращаться. Поэтому никого из поселка не просили наведываться к пещере, и до него пришлось ковылять самим.

Но едва начали спуск, как через несколько метров Элис упала в снег, откинулась на спину, закрыла глаза и тихо прошептала, что дальше не пойдет. По ее обескровленным губам легко угадывалась причина слабости. Марон скинул рюкзак, сел рядом, закрыл глаза и послал в разные стороны духов. Они найдут жертву и приведут ее сюда. Животные податливей влиянию, но вампир хотел, чтобы это был человек. Вместо него пришли две горные козы. Уже хоть что-то.

По взгляду вампирши сразу стало ясно, что кусать сама она не станет, и Марон нашел в рюкзаке бадью, спустил кровь сначала из одной твари, потом из другой, протянул спутнице. Ей явно было неприятно принимать эту кровь, но дорога предстояла дальняя, и силы были нужны.

Подобным образом, к концу следующего дня они добрели до поселка, сняли номер в гостинице и теперь терпеливо ждали, пока Элли восстановится. Марон избегал опасных вопросов, и она, благодарная за эту малость, изо всех сил старалась выздороветь поскорее. Не получалось.

То ли кинжал занес инфекцию, — какую, если вампирам почти ничего не грозит, — то ли настрой у Элис был не самый лучший, но рана гноилась, плохо затягивалась, а иногда заставляла тело реагировать температурой. Вампирша металась в бреду и лихорадке, исходила пОтом, после которого мелко дрожала.

Опустив голову, Марон слушал духов. Ничего нового не узнал, но много переосмыслил и... отчаялся. Не выйдет то, что задумал, не пройдет. Разве только... Анна. Если бы она убила его. А действительно, что стало бы со всеми вампирами, если бы Анна убила Маркуса? Младший верховный долго думал, но ничего дельного в голову не шло. Надо пробовать, разве так узнаешь?

Через неделю Элис стало чуть лучше, теперь она точно шла на поправку. Вампир все хотел заговорить с нею о том, что задумал, но не решался, — женщина стала молчаливой и отрешенной и, казалось, единственное, что ее хоть как-то интересовало, — это обои в мелкий цветочек на сухой гостиничной стене, рисунок которых она ежедневно пристально изучала.

— Элис, я хотел поговорить, — неуверенно начал Марон, спустя двенадцать дней после ритуала.

Она слегка повернула голову в его сторону, давая понять, что слушает.

— Нам нужно подумать, чем завлечь Анну, — вампирша тут же резко подскочила. Так быстро и резво, что Марон отпрянул. Посмотрел в почерневшие от ненависти глаза любимой, и начал торопливо пояснять: — Нет, не за тем, о чем ты подумала. Было бы интересно, что случится, если Маркус умрет.

— Его же каждый может убить, ты сам говорил, — недоверчиво нахмурилась Элис.

— Да, но неизвестно, перейдут ли убившему силы. А Анне точно перейдут.

— Не поняла, — вампирша стиснула зубы.

"Он считает эту тварь достойной? Более человечной, чем я? После того, как она убила столько людей? То есть я стала хуже, а она..."

— Не злись, душа моя, — мягко проговорил вампир, нежно коснулся ее щеки, провел по шее вниз. — В ритуале, как оказалось, не столько нужна кровь, сколько чувства. Ты не любишь меня и это... правильно. Я столько зла тебе причинил. А он все сделал руками Карателей и вампиров. Чужими, понимаешь? Перед нею он чист. И самое приятное, — он ее уже любит, — Марон перешел на шепот, выдохнул последние слова в губы женщины и тут же стал ее целовать.