Прививка от любви

Появление на свет мутантов разной степени отклонения от нормы приняло характер эпидемии. Иные появляются на свет до сих пор – и тогда несчастные родители и все их родственники подвергаются генетической проверке, и те, у кого найдутся дефектные гены, лишаются права заводить потомство, а сам мутант поражается в правах, невзирая на степень интеллектуального и физического развития. И, разумеется, тоже стерилизуется. И это ещё милость по сравнению с тем, что было, раньше их вообще уничтожали без разговоров. Или, в лучшем случае, если выявленный мутант был уже достаточно взрослым, выгоняли из города. Кое-где и сейчас есть целые поселения, где живут потомки таких изгнанных. С ними даже ведут кой-какую торговлю, но в город, под купол, их никто не пустит.

Но мало толку бороться с последствиями, когда не устранена причина. Когда до людей дошло, в чём дело, постройка куполов, закрывающих всю территорию городов, стала очевидной необходимостью. Количество городов сократилось – наиболее обезлюдевшие из-за голода, заболеваний и мутаций вообще прекратили своё существование, уцелевшие жители разошлись по соседям, согласившимся их принять. Так что теперь на нашем материке существует группа городов Восточного побережья, группа городов Западного побережья и группа Центральной части материка. Внутри групп сообщение идёт по подземным туннелям, а между ними – только по воздуху.

А потому Альма Свеннисен и в самом деле кто угодно, но не трусиха. Как ни тверди, что недолгое пребывание под открытым небом опасности не представляет, большинство горожан предпочтут сдохнуть под куполом, но наружу не выйдут.

 

Фильтрационная маска, сквозь которую можно дышать в тумане, у меня сохранилась ещё с прошлого раза. Неплохая маска оказалась, в отличие от водного фильтра, который тогда сломался уже в первые дни перехода. Пришлось довольствоваться тем, что я несла с собой, и до места я добралась изрядно обезвоженной. Но зато живой. Что ещё может понадобиться путешественнику снаружи? Тёплая одежда. Под куполом сезонные колебания температуры почти не чувствовались, а между тем снаружи весна. Уже поздняя, но всё-таки могут быть заморозки и прочие капризы погоды. Вообще-то большей частью необходимого оборудования меня обещал снабдить Свеннисен, и я оставила ему свои мерки. Но личные вещи надо брать свои, ни на кого не рассчитывая.

Вторым вопросом стало оружие. Нет, сунуть за пояс пистолет, а в рюкзак минимум запаса патронов – дело нехитрое. А вот винтовку брать или не брать? С одной стороны, едва ли мне придётся что-то или кого-то отстреливать на больших расстояниях. С другой – всякое может случиться, возможно, когда я вернусь, мне придётся срочно сматываться, и зайти домой уже не получится, как это случилось однажды. Тогда винтовку для меня спасло то, что она в тот момент лежала в камере хранения городского вокзала. Можно отдать её на хранение Стасяку, как я собиралась сделать с теми ценными для меня вещами, которые не могла взять с собой. Но вдруг и к нему забежать будет слишком рискованно? И вообще, не лежит у меня душа надолго с ней расставаться. Значит, решено, беру с собой. В разобранном виде она много места не занимает, к тому же – слава седлачековским оружейникам, своё дело они знают! – лёгкая. Попутешествует со мной в сумке, не переломлюсь два дополнительных кило потаскать.

К вечеру со сборами было покончено. Рюкзак и сумка с винтовкой и ещё кой-каким добром стояли у стула. На кровати громоздился тюк того, что я собиралась оставить Матеушу. Комната стала выглядеть какой-то сиротливой, и хоть я и не привязывалась к своим временным обиталищам, всё равно мне почему-то стало грустно. Время идёт, жизнь уходит, и к чему в конечном счёте придёт, предугадать невозможно. Конечно, двадцать шесть лет – не тот возраст, когда принято размышлять о тщете всего сущего, но иногда обстановка… способствует.

Ладно, чего философию разводить, надо сходить в «Кобылку», пока Матеуш ещё свободен перед началом поединков, и договориться о хранении.

– Двадцать крон за неделю, – немедленно назвал цену Стасяк.

– Охренел?

– Ну ладно, пятнадцать, – тут же сбавил он. Можно было бы сбить и до десяти – всё равно вещи будут лежать в какой-нибудь пыльной каморке, куда он и не заглянет – но я вдруг поняла, что мне не хочется торговаться. Получив разом десять тысяч, я почувствовала себя богачкой.

– По рукам, – я достала три десятки. – Вот, за две недели. Если не вернусь к этому сроку, погоди выбрасывать. Приеду – выплачу просрочку.

– Как за полную неделю, – тут же уточнил он.

– Ладно, чёрт с тобой.

– Куда собралась-то? – на «чёрта» Стасяк ничуть не обиделся. – Это из-за Свеннисена?

– Да, подвернулось выгодное дельце.

– А, ну, удачи.

Когда я доволокла тюк и оставила его там, где мне показала одна из официанток, бои уже были в самом разгаре. Так что когда я вышла в зал, рёв публики едва не оглушил меня. Я поморщилась и принялась пробираться к стойке бара – попрощаться с Альбертом.

– Да-вай, да-вай, да-вай! – скандировала толпа, пока боец на Арене уже фактически добивал лежачего. С другой стороны бесновались и улюлюкали сторонники проигравшей стороны, осыпая не оправдавшего надежд гладиатора оскорблениями. Кто-то попытался меня облапать от полноты чувств, я вывернулась, словно невзначай заехав ему локтем в живот. Когда он нашёл в себе силы разогнуться, я уже была у стойки.

– А, вот и ты! – приветствовал меня Альберт, перекрикивая шум. – Что, собралась-таки сделать ставку?

– Нет, я уезжаю! – прокричала я в ответ.

– Насовсем?

– На две недели!

– А, ну бывай! Удачи тебе!