Эйты

Думала-думала, и решила теленку все рассказать, как есть. Слишком тут у них необычно, начну врать, попаду совсем в странное. Лучше не врать, а то запутаюсь и сама себя обману.

Ну, то есть, как “не врать”? Я не стала, ясное дело, рассказывать про папашу моего, и что он меня продавал на потрахаться всем подряд, а в конце продал… Кто знает теленка моего? Выгонит еще грязную шлюху.

Рассказала про колдунов, что меня в жертву принести хотели, про то, как кровь на колдовской рисунок попала и я оказалась тут.

Теленок призадумался.

Ну, то есть, он сперва морду мою платком протер, потом куда-то привез, велел тихо сидеть, провел в комнату свою… Похоже, тут он не совсем главный, но тоже немножко начальник. А здание богатое ― высокое, внутри все светлое, просторное, светильники странные под потолком висят ― огня нет, но светятся ярко.

Провел он меня, значит, в свой кабинет, лицо умыл, какой-то шипучей жидкостью промыл все, потом чем-то там смазал… Полечил, значит.

Не волшебник, но лекарь. Что не волшебник, это, пожалуй, хорошо. Конечно, те и лечат быстрее, и поняли бы меня легко, как это я с той площадки над обрывом сюда перенеслась… Но волшебники ― тот еще народ. Непонятно, чего хотят, и чем для тебя это кончится. Можно этак снова в клетку угодить, и на жертвоприношение…

Так что полечил меня теленок, познакомился. Его, оказывается, Гришей зовут. Я тоже себя назвала. На всякий случай, придумала имя. Мало ли. Сказала, что меня зовут Ли.

И убежал теленок проводить какой-то “осмотр” ― не знаю, что это.

Велел сидеть тихо, если будут стучать, не отзываться, в окне не торчать. А то, мол, у него могут неприятности быть. Он не уточнил, но я так поняла, что у них тут не положено полуголых девок в кабинет водить…

Кстати, Гриша даже не попытался меня ни погладить, ни ущипнуть… Хотя, я по глазам видела, хотелось ему.

Похоже, он из тех телят, что просто так не трахаются, только по большой и светлой любви… Надо будет его как-то привязать, чтоб не сорвался. Парнишка он видный, не красавчик, но что-то в нем есть…

Не было его где-то часа три. Потом явился. Принес еды, типа, булка какая-то а в нее вставлена пряная и мясная штука. И из кислого молока напиток.

И вот тогда уже стал расспрашивать меня про то, кто я по жизни, да чем могу тут заниматься. И вот тогда я ему стала рассказывать, как придумала.

А вот, что я могу тут делать, откуда же я знаю, я тут вообще ничего не видела. И кто я по жизни мне тоже не очень хочется рассказывать. Так что я стала бедную дурочку играть.

Тем более, что я и в самом деле дурочка, и без помощи местных жителей мне здесь с голоду дохнуть. Что я умею? Посуду мыть, бухло подавать, да задницей вертеть…

А еще, чувствую я, что приключения с колдунами не закончились. Не мог Хозяин рукой махнуть и оставить меня… Хотя, не, меня-то как раз мог. А вот Красавчика ― не мог. Если он столько времени за ним ехал, да еще и жертву приготовил… Не оставит он Красавчика в покое… Так я Теленку и сказала

― Гриша, ― говорю, ― Я так думаю, что главный колдун, который меня хотел в жертву принести, он… Ну… Понимаешь, ― говорю, и думаю, как бы так сказать ему про Красавчика… ― Я три дня назад встречала одного типа странного, которому, ну… Помогла маленько. И тот тип мне был благодарен, немного волшебным способом…

Да уж, волшебный способ ― усадил меня рядом на кровать, и велел песни петь, колыбельные, все, какие знаю. А сам уснул почти тут же. И даже не притронулся ни разу за всю ночь. Хотя… такое и рассказать можно. Тем более, теленок уже спрашивает

― В смысле, что ты ему такое волшебное сделала, ты ж говорила, что не владеешь магией?

― Он, наверное, знал, что его преследуют, и попросил меня ему всю ночь колыбельные петь. Сказал, что мол, защитная магия в этих песнях, если их девушка поет. И всю ночь проспал, как младенец. А наутро очень благодарил и… ― так, про деньги не буду рассказывать. Тем более, что деньги все равно папаша сразу забрал. ― И, видимо, между нами появилась какая-то связь волшебная. Потому что тот колдун, который на того типа охотился, он прямо меня ловил. И меня два с половиной дня в клетке вез, ― ура, дальше можно не редактировать ничего, ― и там в жертву готовился принести. И, похоже, что как-то магия все же сработала, потому что, когда моя кровь на рисунок попала, меня сюда перенесло, думаю, что вслед за тем типом.

Выслушал теленок, не перебивал, задумался. Сидит, глаза трет, сам себя за волосы треплет.

― Значит, этот тип… ― медленно говорит, задумчиво, ― как его там звали?

― Не знаю, он так и не сказал, как его зовут. Но по виду человек солидный.

― Не сказал, как зовут… Но ты ему всю ночь колыбельные пела… Незнакомому человеку, пусть и солидному, всю ночь песни пела?

Проклятие. Вот знала же, что начну врать и где нибудь, да запутаюсь!

А теленок проницательный, зараза…

Ладно, одно у меня оружие осталось, одна сила…

― Прости, ― говорю, ― Гриша! ― и слезы на глаза, ― не хотела об этом говорить, стыдилась! Я же, ― и всхлип печальный, и, кажется, получилось даже покраснеть слегка, ― продажная девушка в таверне была. Отец родной меня туда пристроил, и продавал прохожим за деньги. Не хотела говорить, стыдно очень, ― и глаза, опущенные вниз, поднимаю на него, и на колени перед ним становлюсь, и слезы уже настоящим потоком из глаз, ― Гони меня, шлюху противную, не стоит тебе со мной возиться, дозволь лишь булку доесть, два дня во рту маковой росинки не было!