Страница 84 из 123
—Фу, дерьмо. Дерьмо! Дерьмооо!!! – разогревается ствол, пули уходят в воздух, в песок, визжат, рикошетя по ржавому железу.
—А это кто,—машет куртка стволом в сторону опушки леса.
—Где?
—Да вон, в серой одежде.
Луч фонаря бьёт куда-то в угол чащи.
—Там никого нет, товарищ сержант.
—Ты что сопляк, меня за дурака держишь, по-твоему, я глючу?
Да нет, не глючит, от ужасного запаха, зажимая расшитым платком нос, Очкарик, тоже не без удивления разглядывает постапокалиптический пейзаж. Ему подсветка не нужна, он и так всё видит, он почти высунулся на поляну. Хотя тут же прячется в лес, спасаясь от короткой очереди, которая, впрочем, ему бы не повредила нисколько, мы ведь знаем о его неуязвимости.
На краю воронки, закиданной корягами и выкорчеванными пнями – труп лошади: бурая шкура, зелёные сонные мухи. Из кучи хвороста внизу – белые глаза, в руке – граната.
—Стой, Абрек, стой, фу,— сплетённое изо льна полотно поводка натянулось, можно извлечь ля субконтроктавы – кирзовые сапоги каблуками зарылись в песок. Возле головы мёртвой коровы, гниющего бурого месива— кавказский волк, смотрит на кучу хвороста внизу и виляет хвостом. Тряпочный язык, добродушная морда. Где-то в лиловом мясе мозга – химические реакции, щенячьи воспоминания о боли и наслаждениях, перебиваемые сотнями запахов. Трупный дух, разогретый металл, полынь, песок, а ещё, из кучи валежника – запах пота. Как на той тряпке, которую показывал толстый человек, тот, что сначала бьёт, а потом даёт сахар.
Глаза Абрека встречаются с глазами другого животного – волка в человеческом обличье. С секунду они смотрят друг на друга. Те, что сверкают из ямы, вдруг подмигивают.
—Фу, Абрек, а, вот мать перемать, конь дохлый, Абрек!...
Абрек поворачивается от ямы, и живой локомотив снова тащит упирающегося сапогами сверхсрочника в сторону леса.