Каменная лодка

Синяя лампа, синяя жестяная лампа, и  прощай навеки…

Молодой человек, коридор, дверь, смешные кудряшки, пачка зелёных бумажек, рассыпающаяся по полу…

Улица Тимирязева, солнечные лучи, отражающиеся от зелёной обшивки. Брат любит зелёный цвет. Машина у него то, чтобы очень мощная, но ничего. Холодно, из широкого глушителя валит дым столбом, потому что холодно,  брат  газует,   но ему виднее.

—Ну что, как она?

—Нормально.

—А они?

—Ещё лучше. Денег мне хотели сунуть.

—А ты герой, конечно, отказался.

—Конечно.

— Молодец, хоть деньги и не пахмутова. Забрал?

—Да. Куда едем?

—На Карламарла.

—Они уже там?

—Да.

Громадина ресторана вырастает как вчера ночью, только днём она ещё и  мерцает всеми цветами радуги.

Брат сбрасывает скорость, и медленно едет мимо  окна, завешанного красными шторами. До нас доносится какой-то бравурный марш, исполняемый на фортепиано, потом грохот, крики,  и шторы озаряются вспышками.

—Что это? – говорю я брату.

У меня плохое предчувствие.

—Ничего,  что касалось бы тебя и меня.

—Но кто там,—оборачиваюсь я на странное окно, которое исчезает в зеркале заднего обзора.

—Те, кто там, уже достигли своего предела совершенства, у тебя ещё всё впереди.

—Но там разве не Андубин?

—Не совсем.

Брат останавливается возле крыльца и поворачивается ко мне.

Не знаю, говорят, мы близнецы, но по-моему, он похищнее выглядит. Ноздри раздуваются, брови— как крылья сокола. Взгляд вообще какой-то безумный. Зрачки расплылись так, что нет белков. Он носит очки. Наверное, затем, чтобы его лицо не казалось таким страшным.

—Сиди здесь, давай мне лампу, и даже не вздумай высовываться. Тут скоро такое начнётся.

—Ладно, не буду, убедил,—говорю я.

Хлопает дверь, и брат, задрав на шею воротник, исчезает за углом.

Минута и он снова появляется, я даже не успел испугаться.

—Давай отъедем недалеко, тут встанем, сейчас будет интересно.

Через минут пять, стало действительно интересно. Улицу перекрыли, а здание окружили чёрные автомобили с мигалками.

—Смотри, будто в кино, как всегда фараоны к шапочному разбору приезжают, там уже два—три фанатика осталось, остальных давно там нет.

 В боковом стекле я вижу, как  полицейские вышли из автомобилей и  направили оружие на фасад здания.

—Ну, почилась,— говорит брат и жмёт на педаль акселератора. Я слышу удаляющийся звон  бьющегося  стекла и выстрелы.

Несколько минут спустя мы едем по какой-то улице, брат вдруг сворачивает влево.

—Хочу кое-что показать тебе,— говорит он и притормаживает.

Красно белые ленты оцепления, фургоны скорой помощи,  люди в чёрно-серых одеждах бегают туда-сюда возле невысокого мемориала. Вся площадь и сам мемориал захламлён кучами мусора. И вдруг я припадаю к окну, потому что моим глазам предстаёт страшное зрелище. Аккуратные грязно – серые кучи, которые я сначала принял за мусор, оказались лежащими людьми.

—Они все мертвы, понимаешь. Он ими как бы манипулировал  на уровне сознания, зомбировал их что ли. Они пришли сюда рано утром, почему,  ты думаешь, на площадь декабристов, и покончили собой. Пятьдесят  человек.

Я ошеломлённо молчал и смотрел на эти кучи, которые как прошлогодние листья заметали на носилки медицинские дворники человеческих жизней.

Пошёл снег.

Нас обгоняет бешено летящий  Land Cruiser—200, стёкла тонированы, я не знаю, кто  там сидит, но по сердцу, словно наждачной бумагой прошлись. Я задыхаюсь, слёзы на моих глазах жгут мне веки, будь всё проклято, что это? Что это!?

—Скифа, братан, залетаем туда щас, и говорим  этому барыге  нормально, если соглашается, берём филки и валим, не нравится мне это место.

—А если отказывается?

—Тогда мокрим  его, козла, и дело с концом.

Джип с тонированными стёклами с визгом тормозит утром у  входа в полуподвальное помещение. На звук выбегают двое охранников. Здоровые такие парни, но  на всю голову стрельнутые, одетые в какие-то халаты.

—Парни, скажите вашему хозяину, пусть вам навлочь достойную подбанчит, как черти одеты, ей богу.