Страница 51 из 153
Я тяжко вздохнул и протянул руку, накрывая её ладонь своей.
- Мам, я тебе сейчас одну вещь скажу, только ты не ругайся, ладно?
Она подумала и кивнула. Внутри её колотило.
- Постараюсь.
- Это не только из-за неё.
И медленно, не торопя события, всё-всё обстоятельно рассказал. Про Бэль – мода-аристократку. Про Кампоса. Про моё решение навсегда изменить свою жизнь. Про беседу с сеньорой Тьерри и её обещания мне. И даже про то, что не вижу в своей школе ничего хорошего в плане перспективы.
- Ты сам так решил, или кто подсказал? – подняла вдруг она голову, внимательно выслушав.
- Сам.
Не поверила. Ну, да ладно, главное не осуждает.
Её реакция оказалась странной. Пока я рассказывал, она не перебивала, не устраивала разнос, не обвиняла, дескать, щенок, что придумал, куда лезешь. Только слушала. Когда же всё-всё рассказал, у неё будто отлегло от сердца. Она встала и потрепала меня по голове.
- Какой же ты у меня взрослый, сынок!..
Затем расплакалась и прижала к груди.
- Ты не злишься, мам? За мой поступок? Я ведь даже не посоветовался.
Она улыбнулась сквозь слезы.
- А ты бы меня послушал?
Я тоже обнял её, крепко-крепко. Нет, не послушал бы. Мама – святой человек, но серьёзные решения мужчина должен принимать сам, иначе он не мужчина, а тряпка. И этому меня тоже учила она.
- Мам, я всё равно тебя люблю! Больше всего на свете! Я никогда не предам и не подведу тебя!
- Знаю. - И она разрыдалась.
Когда успокоилась, я всё-таки спросил:
- Ну, так как ты относишься к моему поступку?
Мама промокнула платком последние слёзы и выдавила улыбку.
- Всё-таки решил спросить благословения?
Я кивнул.
- Мне будет тяжело там, зная, что ты осуждаешь и злишься.
Она сделала попытку рассмеяться.
- Ладно, что уж теперь спрашивать. Иди, раз решил. Если это для тебя так важно. Но что бы ни случилось, что бы ты ни сделал, помни, я всегда с тобой, и ты всегда можешь на меня рассчитывать. На мою любовь и поддержку.
Я поднялся и обнял её.
- Спасибо, мам!
- Она тебе понадобится. Поддержка. – На её губах промелькнула тень улыбки. - И гораздо раньше, чем думаешь.
Помолчали.
- А то, что меня могут там убить? Как к этому относишься? Всё равно отпускаешь?
Мама вновь улыбнулась, на сей раз улыбкой умудренной опытом женщины.
- Все мы смертны, сынок. Все умрем. Всевышнего не обманешь. А погибнуть просто так, не из-за чего, по дури, она тебе не даст. Защитит. Иди с миром.
Я склонился. Она перекрестила меня.
- И пусть твоя дорога всегда ведет к победе. Любая дорога.
- Спасибо, мам – только и смог выдавить я.
Я не спросил, кто такая «она». Понял.
* * *
Следующие дни пролетели, как в тумане.
Наутро после первого раза в доспехах я еле встал. Подняла меня, как ни странно, мама, у которой был выходной, сам бы не поднялся. Больно было пошевелиться, не говоря о том, чтоб одеться или сделать что серьезнее.
Мама после вчерашнего разговора прониклась, поняла меня, не стала вставлять палки в колеса. Дескать, если ты так решил, сынок, так тому и быть. Я не думал, что будет так легко, ждал накладок, но их не последовало. Она не кривила душой, и даже красочное описание кровавого Полигона, почерпнутое мною из разговоров с Катариной, не произвело на неё впечатления. Что ж, мама – есть мама, а моя мама – лучшая на свете.
В машину к Катарине еле залез, часы в этот момент показывали почти без пятнадцати. Та, несмотря на следы бурной бессонной ночи на лице, цвела и пахла, находясь в превосходном расположении духа, потому не сделала втык за опоздание, и вообще всю дорогу посмеивалась надо мной. Однако когда мы доехали, вдруг грубо вытащила из машины и дала самого настоящего пендаля. Да так резко и сильно, что я, не успев среагировать, позорно растянулся на бетоне.
- А теперь, Шимановский, предупреждение, - нависла она надо мной, грозная, как скандинавская валькирия. - Если ещё раз увижу, что ведёшь себя, как нюня, сделаю из тебя отбивную. При свидетелях. Соберу как можно больше девчонок помоложе, пусть полюбуются, какой «настоящий» мужчина набивается служить с ними.
Я попытался подняться, беря себя в руки и душа ярость. «Тихо-тихо, Хуанито. Она права. К твоему позору».