Страница 24 из 216
‑О чем вы? – возмутилась пепельная, но сама не заметила, как перешла на скрытный шепот.
‑ Специи, которые вы добавляете в свою гнилую еду, выжигают носы. Но я чувствую аромат голубых грибов, сочащийся из-под твоего воротника, – Нуаркх никакого запаха не чувствовал, но “глаз ткача” различал мерцание двух изящных ампул на фоне костлявой фигурки.
‑Я не понимаю о чем вы!
‑ Прекрати. Многого не прошу, – твердо продолжил тоннельник, ‑ если откажешь, сообщу о твоем грязном секрете каждому в бастионе.
‑ Многие сестры пользуются настойками, для них это не станет неожиданностью, – не слишком уверено парировала монахиня.
‑ Я видел, как ты озираешься на дирижабли. В бастионе есть солдат, или офицер, который тебе далеко не безразличен. Что будет, если он узнает? – вкрадчиво проговорил Нуаркх и глаза дочери Нара резко распахнулись.
– Нащупал нужную нить.
‑Я…нет… ‑ Запнулась девушка и, немного помолчав, начала нервно осматриваться. Убедившись, что у измотанных коллег есть более важные заботы, она сгорбилась и потянулась в просторные полы робы.
‑Я не какая-нибудь наркоманка. Мне нужна… поддержка, чтобы помогать страждущим, – миниатюрная девушка боязливо прятала плотно закупоренный сосуд в черных ладошках.
‑ Что ты, я не осуждаю. Но от наркомана или алкоголика можно ожидать что-нибудь в том же духе. Например: Мне нужно расслабиться после работы, чтобы не нести злость в семью. Это все ради моей семьи, – процедил Нуаркх, а затем неуловимым движением заставил склянку исчезнуть во внутреннем кармане.
‑Прекрати! Это совсем иное, – уязвленно прошипела дочь Нара.
‑ Конечно. Считай, что убедила меня, – отмахнулся Нуаркх и потерял к девушке интерес, ‑ можешь идти.
Пепельная резко выпрямилась, сжала кулаки и поспешила к Паартаку. Тихо отсмеявшись, Нуаркх подмигнул Карлику и принялся вычищать нарыв на груди. Мучительный процесс обещал затянуться, и тоннельник скрасил его наблюдением за спасением старого каменного стража.
Сначала дочери Нара вывели из исполинских стойл детеныша Нар’Катира, помощь которого обещали Нуаркху. Малыш в холке немного не дотягивал до двух метров. Гладкая шкура, не выдержавшая еще сотен песчаных бурь, пестрела нежно-розовыми пятнышками. Детеныш был очень воодушевлен возможностью размять тощие ноги. Измотанным дочерям приходилось вешаться на него, чтобы удержать от попыток прыгать и вставать на дыбы. Когда щенок немного успокоился, его подвели к Паартаку и соединили со стражем при помощи замысловатой системы из кожаных мешков и блестящих игл.
Постепенно Паартак переборол лихорадку, его конвульсии стали слабее, а затем он очнулся. Обнаружив себя на операционном столе, Страж выругался и влажно откашлялся.
‑Дело совсем скверно? – с трудом прохрипел караванщик, приманивая миниатюрную дочь Нара вялыми движениями тучных рук, – если да, то закончите это сейчас… отправьте меня к Карлику пока осталась хоть капля сил. Я… должен хотя бы…
‑ Сегодня вы с ним не встретитесь, – твердо заверила дочь Нара и нежно приложила ладонь к клокочущей от кашля груди. Караванщик напрягся и беззвучно выругался, но потом позволил поднести к лицу блюдо с тлеющим Синским Черволистом. Густой, бордовый дым забрался в ноздри и рот, погружая разум Паартака в крепкий сон. Стоило грузному Стражу обмякнуть на ложе, скальпели из черного железа расправились с каменной кожей, хирургические зажимы принялись щелкать, а полотенца пропитались кровью.
Внимание многих Саантирцев было приковано к Паартаку. Даже те, кто уже ощущали стилет Карлика на горле, иногда бросали на караванщика взгляд. Старый Страж многие годы назад продал сокровенный Нар’Охай и начал жизнь торговца, но он все равно оставался символом Саантира, наравне с Вратами Доброй Воли, каскадами дворца Десницы и проспектом Нар’Кренти. По его последним словам Нуаркх понял, что бывший страж до сих пор чувствует порыв соответствовать каменной коже и хочет уйти достойно. Он надеялся провести традиционный солдатский ритуал, который являлся манифестацией ненависти пепельных хинаринцев к Красному Карлику. Пепельные считают, что Красный оборвал существование их Создателя Нара в конце Второй Эры, окропил пустыни его кровью – черным железом, а искру растерзал и разбросал по Четырем Мирам. Согласно старинным легендам, Нар ранил неуловимого убийцу и вырвал из его плаща лоскут рубиновой ткани. Предсмертный жест положил начало традиции украшать города полотнами красного цвета и подарил Саантиру название. Поэтому когда Карлик приходит к умирающим солдатам, они встречают его ударом кинжала. Именно так должны уходить Каменные Стражи, но дочери Нара лишили Паартака подобной чести.
Танец хирургических приборов прекратился, когда бесформенная луна – пристанище того, чему нет места в четырех мирах – доползала до зенита и окружила парящие Осколки ореолом мертвецки-бледного свечения. Неудачная операция оставила Паартака без сознания, сил и шанса на доблестную смерть. Мрачные дочери Нара застыли рядом с истерзанным телом. Немного погодя одна из них принялась медленно и торжественно снимать рубиново-красный пояс. Им она привязала церемониальный кинжал к обмякшей ладони Паартака. Еще одна сестра приставила клинок к горлу каменного стража. Лица пепельных помрачнели.