Мерцающие

Юноша медленно, словно нехотя шел на поправку, признаваясь, что с радостью остался бы жить здесь, да боится навлечь беду на хороших людей. Едва раны подзатянулись, его прогулки стали более частыми. Он даже настаивал на том, чтобы помочь мужчинам в охоте или ремонте, но никто его не пускал заниматься серьезной работой.

– Фиона же помогает вам, почему я не могу? Видите, я же стою на ногах и могу выполнить посильный труд. Мне совестно, что я живу тут бесплатно и объедаю вас.

Фиона лишь фыркнула на это и отвернулась.

– Фиона не помогает нам, она работает с нами наравне, – объяснили ему. – Но Фиона делает это давно, ей в привычку. К тому же у нее нет швов, которые могут разойтись. Набирайся сил, а об оплате поговорим позже.

Мучимый совестью, Ясперс отправился бродить в компании нескольких девушек, для которых стал и развлечением, и предметом страстной ревности. Фиона ловила себя на мысли, что тем чаще думает о Ясперсе, чем ближе его выздоровление. Она подозревала его, ждала подвоха в этом чистом невинном мальчике, гримасу злости на светлом лице, хоть на секунду! Но Ясперс не давал ей шанса. Он был идеален и не совершал необдуманных поступков. Будто специально он был таким осторожным, чтобы лишить бдительности остальных.

Вскоре на совете Фиона подняла вопрос о том, не слишком ли Ясперс уже здоров, и не пора ли отпустить его на все четыре стороны. К юноше отправили знахаря, но оказалось, что одна из ран воспалилась и загноилась, что причиняло Ясперсу боль, о которой он стеснялся рассказывать. Его отчитали за прогулки и приказали никуда не выходить до полного выздоровления. Вновь ощущая себя узником, Ясперс просил прощения за свои ранения и обещал вскоре покинуть деревню.

Следующей ночью Фиона, возвращаясь с охоты, проходила мимо хлева и услышала странный шум, сопровождающийся недвусмысленным шепотом и постаныванием. Она решила, что находиться здесь сейчас не должна вовсе, а значит, и влезать не будет. Ей было стыдно за попытку следить за Ясперсом, поэтому она направилась к себе, оставив происходящее на совести девицы, которая добилась своего. Возможно, она уже не первая, а если так и дальше пойдет, вскроется это быстро. Казалось большой глупостью прерывать чьи-то ночные утехи, даже если это был Ясперс. Не оттого ли его раны никак не затянутся? А знахарь грешит на невинные прогулки.

Происшествие так и осталось бы тайной для многих, если бы ближе к рассвету Фиона, не в силах сомкнуть глаз, не сидела у окна. Она стала свидетелем того, как со стороны хлева убегает босая девочка в разорванном ночном платье, с сеном в волосах. У Фионы перехватило дыхание. Этой девочке едва стукнуло одиннадцать. Даже для здешних нравов это уже слишком.

Вот ты и попался, мерзавец, вот ты и попался. Так думала Фиона, шагая туда, где мирно дремал Ясперс. Не издав и звука, она разбежалась, чтобы пнуть спящего по животу. Затем не сдержалась и пнула еще раз. Согнувшись от внезапной боли, Ясперс бормотал что-то еле слышимое, поднимая руку для защиты. Взгляд Фионы упал на топорик, торчащий из бревна неподалеку от входа.

– Как ты посмел… испортить девчонку! Как ты мог? Чудовище! Целая деревня взрослых девок, а ты!..

Честные глаза Ясперса расширились – то ли от удивления, что его раскрыли, то ли от страха, что ладонь Фионы легла на топорище.

– О чем ты говоришь? Фиона, успокойся!

– Я слышала вас ночью. Я видела ее утром. Я не идиотка.

– Значит, ты не видела нас вместе, – сказал он с некоторым облегчением. – С чего ты взяла, что я ее… что я что-то сделал с нею?

– Порванное платье. Волосы в сене.

– Могла порвать, когда убегала.

– Значит, она была здесь! – выдернув топор, Фиона обернулась.

– Была, не скрою… И хотела того, о чем ты говоришь.

– Ты отказал?

– Она же ребенок!

– Кто был у тебя ночью?

– Этого я не могу сказать… У нас уговор, мы все держим в тайне.

– Не смей увиливать! Разрублю на части.

– Фиона, стой. Успокойся. Я не насильник, но я мужчина. Они сами ко мне приходят!

– ОНИ? И сколько же их?

– Честно сказать, я не столь тщеславен, чтобы считать их… Но обидно, что среди них нет тебя.

Она скривилась от грубой лести.

– Фиона, ты привлекательная девушка. Самая красивая в деревне. Смелая, бесстрашная и сильная. О, как я мечтал, что вместо них всех за мной будет ухаживать та, что даже не смотрит в мою сторону! Но ты слишком хороша для меня. Я тебя не достоин.

Ясперс попытался встать, но Фиона направила руку с топором в его сторону, и юноша осекся.

– Скажи мне одно: что ты не трогал эту девочку.

– Как ты могла заподозрить меня в такой гнусности!

– Скажи мне это. Скажи, Ясперс.

– Не трогал я ее. Хотя она и очень просила. Хотела, чтобы я стал ее первым мужчиной. Была уверена, что ей уже пора. Я на силу ее прогнал, хотя она пыталась… в общем, с хорошей сноровкой девчонка. Весьма упрямая. А у тебя, Фиона, есть ухажер?

– Если ты врешь, я об этом узнаю.

Она вздохнула и отправилась в дом, где жила эта девочка. Разбудила родителей и рассказала все, что видела и слышала, оставив на них последующие разбирательства. Девочка так сильно смутилась и совсем не выглядела жертвой, поэтому в душу Фионы закрались сомнения. Наверное, зря она его ударила, не разобравшись во всем для начала. Однако она и не думала извиняться. Вместо этого девушка убедилась в том, что Ясперс не сбежал, и созвала совет, где доложила, что юноша уже достаточно здоров, чтобы совращать местных девушек.

Вполне естественно, что возмущенные жители отправились разбираться. Ясперс невинным ангелом посапывал на прежнем месте, что несколько удивило всех. В ходе очной ставки ситуация вывернулась неожиданным образом. Девочка ни в чем не признавалась (запугана им или боится, что взрослые узнают, что это была ее затея), а историю с девушками, которые якобы посещают его по ночам, Ясперс выдумал, чтобы вызвать ревность Фионы. Она была рядом, когда он сказал это мужчинам прямым текстом, и те смутились, почувствовав себя свахами.

– Да он врет, я сама все слышала!

Отец верил дочери, но остальные отказались разбираться в сердечных делах молодой крови. Некоторые же, припомнив изначальную придирчивость Фионы и ее недоверие к гостю, и вовсе стали на его сторону, предположив, что девушка может наговаривать из вредности. Фиона, что всегда была примером спокойного нрава и благоразумия, по щелчку пальцев преобразилась в нервную ревнивицу, а ее благородная ярость лишь подливала масла в огонь.

– Если он совращает наших девушек, почему все они молчат?

– Откуда я знаю? Может, они влюбились в него.

– Вот прямо-таки все? До единой.

– Фиона, не связывайся с ним.

– Отец, но я слышала! И видела, как девчонка убегала от него – растрепанная, в порванном платье!

– Тебя послушать, так ты только и делаешь, что ходишь рядом с хлевом, все видишь и все замечаешь, в отличие от других.

– Не стоит так говорить, – вступился отец, пока Фиона пыталась вернуть дар речи. – Она работает наравне с нами, и ее наблюдения могут быть совпадением.

– А могут быть выдумкой. Пусть эти двое сами разбираются между собой, кто кому нравится, а кто нет. Вот, что я думаю. Это не дела совета.

– Правильно! Да!

– Раз уж на Ясперса пало такое подозрение, мы не должны это игнорировать. Мы больше не можем оставлять его с нашими дочерями, как бы ни выглядели его раны. Фиона больше всех прочих подозревает его, она не даст ему спуску и может постоять за себя. Пусть она за ним и приглядывает.

– Что скажешь, Фиона?

– Я-то могу, а толку? Вы мне все равно не верите.

– Чтобы поверить, одного твоего слова недостаточно. Нужны доказательства. Ты больше всех хочешь его спровадить. Значит, в твоих интересах проследить, чтобы никто к нему не ходил, и раны скорее затянулись.

– Если вы назначаете меня надсмотрщиком, я требую и соответствующих полномочий.

– Каких?

– Применение силы при нападении, сопротивлении или побеге.