Страница 16 из 72
- Он уже увидел тебя, моя девочка. Никуда теперь твой Ясон от тебя не денется. Здесь остался его якорь, а ты его маяк. Свет его очей.
Не припомню, чтобы Гликерия Ангелисса прибегала к такому высокому пафосу. Я потерлась щекой об ее руку и примирительно сказала:
- Поживем, увидим, мама. Я уберу посуду.
- Хорошо, - мама повернулась к столу, - а я уложу Тесея.
Малыш уже спал, пристроив голову на руку прямо между своей тарелкой и кружкой. Мы с мамой понимающе переглянулись и улыбнулись. Ничего удивительного, если учесть, что свой день этот непослушный мальчишка начинал часов в шесть утра.
Выходил на кухню, залпом выдувал стакан парного молока утренней дойки и удирал гулять, прихватив с собой пару пирожков с тарелки. А потом со стайкой таких же загорелых и поцарапанных пацанов бежал на рыбачью пристань или на виноградники или еще Бог знает куда.
То, что в Тесее верх взяла бурная кровь листригонов, было понятно почти с самого его рождения. Он поплыл раньше, чем встал на ножки, не признавал никаких игрушек, кроме корабликов, и никакой другой одежды, кроме тельняшки. Я смирилась. Все-таки его отцом был пловец и ныряльщик, каких больше не найти ни в Ламосе ни во всей Тавриде.
Мальчик висел на моей маме, как обезьяний детеныш, обхватив ее руками и ногами. Я проводила их долгим взглядом, а затем занялась уборкой стола и грязной посудой.
Братья сегодня ужинали в городе, а отец, озадаченный историей с подделкой нашего вина, ушел к себе в кабинет вместе с той самой бутылкой. Так что работы у меня было не так уж много.
А раз так, я решила испечь печенье.
Выпечка – это маленькое домашнее волшебство, которому бабушки и мамы учат своих дочерей с детства. Разве не чудо происходит в горячей духовке, когда из сырых яиц, какао-порошка и безвкусной муки – из этой неаппетитной темной жижи – вырастает пористый, как пемза, шоколадный бисквит? Или рассыпчатое печенье.
Искусство создания пирожных делает наш мир лучше. Печенье в картонной или жестяной коробке – всего лишь печенье. Пряники в пластиковом пакете – просто пряники. Но если смешать те же ингредиенты своими руками, добавить в тесто немного терпения, а в крем чуть-чуть любви, вы получите чудодейственное лекарство от разбитой коленки для своего ребенка и от разбитого сердца для себя.
Оставив печенье остывать на противне, я накрыла его чистой салфеткой и в последний раз оглядела кухню. Тарелки вымыты, разделочные доски выскоблены добела, столешница вытерта и отполирована сухой тряпкой. Можно выключать свет и идти наверх.
Тесей крепко спал, накрытый из-за жары одной лишь простыней. Над его кроватью раскачивался кораблик, передававшийся в нашей семье из поколения в поколения. Вот уже семь лет, как он принадлежал моему сыну.
Я присела на край кровати и отвела со лба спящего мальчика прядь бронзовых волос. С каждым годом он становился все больше похож на Ясона, и это видела моя семья, это видел весь город. Скоро придет день, когда это увидит сам Ясон.
Как я ни была обижена на него, как ни бунтовала против богини, как ни отказывалась признать нашу связь, ясно было одно: я была навеки отравлена его запахом, синевой глаз, солью кожи, проникшей в мою кровь и сделавшей нечувствительной к другим мужчинам.
Жалела ли я о том, что Ясон свой юной беспечной любовью обрек меня на одиночество? Нет, и только по одной причине. Того огня, который он зажег во мне, хватит на всю оставшуюся жизнь. И самое главное: прежде чем он бросил меня, я успела вырвать у него самое ценное, самое дорогое – моего сына. Пусть этот бродяга живет, как хочет, я за все вознаграждена заранее.
А если он уедет? Просто поймет, что эта земля и эта женщина стали ему чужими, что ничего здесь для него не осталось и уедет? От этой мысли стало так страшно и горько, что я сама того не сознавая, громко застонала.
Тесей беспокойно пошевелился во сне.
- Шшш.
Я легко поцеловала его в лоб, поправила сбившуюся простыню и вышла из детской, закрыв за собой дверь.
*
Перед сном не могла не зайти к отцу. Он все еще сидел за письменным столом. Злополучная бутылка и стакан с вином стояли перед ним.
- Медея, иди-ка посмотри.
Я присела на край стола и взяла у него из рук винную пробку. Повертела в пальцах. Все тот же кусочек пластика с выжженной сбоку надписью «Золотая Балка».
- Ну и что? Пробка не наша. Мы такими никогда не пользовались.
- А ты сюда смотри. – Заскорузлый палец коснулся донышка цилиндра. – Видишь порез?
- Ну да. Бракованная пробка, наверное.
- Эээ, нет. – Отец забрал у меня пробку и поковырял трещинку пальцем. – Это появилось при укупорки бутылки. У меня была машинка, которая точно так портила пробки.
Тааак, это уже было интересно. Если это безобразие творится у нас же под носом, на нашей винодельне…
- Где она? На складе? Завтра найду ее и проверю.
- Нет, дочка, не ищи. Я ее отдал.
- Кому?
Отец задумчиво поскреб седую щетину на подбородке.
- Густаву Шнайдеру.
Нет. Невозможно. Я так и сказала:
- Невозможно. Ни дядя Густав ни тетя Грета никогда такими вещами заниматься не стали бы.