Страница 19 из 98
В Гоа мы загружали цемент, стояли долго, времени свободного было много. Я ежедневно ходила, порой одна, через обжитые людьми джунгли на пляж, то был просто красивый, песчаный берег океана, где мы купались и загорали. Плавать я не умела, поэтому просто барахталась в воде и пищала от удовольствия. Мы с интересом изучали местный быт, старую крепость, ветхие постройки, блеск и нищету доселе, не известной мне Индии. В магазинах на положенную нам валюту взять было практически нечего. Я покупала лишь открытки на память, агатовые бусы и заколки для волос. От жары, очень много хотелось пить, кока-колой не напивались, а мороженое индусы тогда делать не научились, хотя в Бомбей стекались люди со всего Света, оно там было лишь жалким подобием. Купив однажды, мы его практически не успевали съесть, слегка охлажденная смесь за мгновения вытекала из рук. Но одно то, что сбылась моя мечта, и я побывала в загадочной Индии, вознесло и возвысило меня на вершину счастья, хотелось поделиться радостью с близкими и друзьями.
Переписка с Абдурахманом не прекращалась. Поделившись своими впечатлениями, я с нетерпением ждала от него ответа и чувств, но сын гор был чем-то озадачен и ущемлен, это чувствовалось с первых строк его письма. Он писал, как бы в укор, мол, если ты и видела красоту различных стан, то я видел зарево боевой ракеты, и это тоже неописуемое зрелище. Видит Бог, не имея на душе ни какого умысла, как-то обидеть его, а лишь просто поделиться эмоциональной радостью, я в свою очередь сама оказалась обиженной. Абдурахман просто прервал со мной переписку, не отвечал на письма, от чего несколько огорчив меня, я была подавлена.
И лишь только мама, как мне казалось, понимала все мои эмоции, необычайно радуясь за меня и молясь в душе.
Из Гоа нас вновь направили в Корею. Путь лежал через Сингапур, город-капиталист, город-спекулянт, и государство, от которого я также обалдевала на каждом шагу. Там была неописуемо наикрасивейшая природа, огромные небоскребы изящной архитектуры, множество джонок на воде, много разных людей, разнообразие лавок. И это все мне очень и очень нравилось. Мы бегали от магазина к магазину, глаза разбегались от изобилия различных вещей и дешевых цен, хотелось успеть все посмотреть и запомнить. Где-то в душе даже была зависть, что люди живут намного интереснее нас. Наконец, очень уставшие и обессилившие, мы ждали на причале прихода за нами транспорта, который должен был доставить нас к судну. Неподалеку от нас стояли китайцы, японцы, малайцы, бойко споря по поводу моего происхождения, что было видно и понятно невооруженным глазом. В те годы для них видать было дико увидеть среди Советского экипажа, похожую на них девчонку, один утверждал: «малай», другой спорил: «джяпан»… А наши ребята шутили: «Смотри, Гульжан, на счет тебя спорят, малайка ты, японка или кореянка!»
Позади Индия, Сингапур, Корея. Впереди таможня, три часа ночи, 3 июля, Владивосток. Мне исполнился 21 год. По радио, в мою честь, длилась долгая музыка, стараниями наших радистов. Вечером, в кругу друзей мы немного посидели в моей каюте, отмечая чуть важное для меня событие. Тогда за столом один из ребят, Толик Никитин, заострил внимание, мол, ну вот, Гульжан, теперь жизнь твоя полетит, как мгновение, не успеешь и оглянуться.
Через какое-то время Светлана Курносова уехала в отпуск, домой в Феодосию. Я осталась за нее, днем готовила на весь экипаж, вечерами общалась с двумя Олегами. Иногда на судно приходила в гости Наталья - цыганочка, с которой мы вновь случайно встретились.
Как оказалось, на тот момент у нее и Валентины Шевченко была общая и неразделенная любовь - смазливый парень, знающий себе цену, берущий от жизни все. Наталья была уже беременной, списалась со своего судна, не зная, как ей поступить в данной ситуации, просила моего совета. Но что я могла ей тогда подсказать, еще не познавшая близких и откровенных отношений, сама проявляя интерес через Наталью о сокровенных таинствах и секретах, а она, как старшая подруга, пыталась как-то объяснить и научить. В те времена считалось неприличным пояснять что-либо подобное в школе, выспрашивать у родителей, вообще табу, познавательные программы, передачи и издания вообще запрещены. Провоз из-за рубежа, определенной литературы и иллюстрации, преследовался по Закону. Наташа объясняла, как следует красиво, правильно и привлекательно вести себя в определенной ситуации. Я слушала и вникала, воспринимая все очень и очень всерьез.
Однажды, в один из зимних вечеров, будучи еще учащимися, я с Наташей и еще другими девчатами решили сходить в кафе. Мы стояли на остановке в ожидании автобуса, нежданно туда подошли ребята, курсанты местной мореходки. Один из парней, родом с Украины, подошел ко мне с искренним желанием познакомиться. В глазах его горел доброжелательный огонек. Но я и в этот раз повела себя очень грубо и не тактично, чем конечно обидела его. Именно тогда Наталья Велисевич, первая и единственная в моей жизни обратила внимание на мое неправильное поведение, объясняя, что он тоже человек, и ничего плохого не сделал, что мне следует проще и человечнее обходиться с людьми.
Спасибо тебе, дорогая подруга, спасибо за все те уроки и подсказки!..
Тот вечер был отлично проведен в кафе, играла приятная музыка, мы пили шампанское, танцевали и веселились. А ребят, морячков, все же потянувшихся за нами, так туда и не запустили, так как вошедший патруль попросил их просто покинуть заведение…
…Некоторое время Наталья со своей проблемой находилась у меня в каюте, пока наше судно стояло на берегу. Я жила повседневной жизнью, готовила различные вкусности, вечерами гуляла по Владивостоку.
В один из вечеров, проходя мимо открытой двери каюты старпома Александра, я обратила внимание на находившегося там гостя, на вид лет сорока. В тот же вечер ко мне зашла в гости бывшая сокурсница, Раиса. Мы даже с ней толком не успели пообщаться, как в мою дверь постучали. Чиф вежливо пригласил нас в свою каюту. Глупые и бестолковые мы восприняли это как должное, на душе было даже весело и интересно.