Страница 16 из 31
Часть 2
-Петя? – Несмотря на темноту внутри салона, Люба ни за что бы не спутала запах простого туалетного мыла и самого парня с каким-либо другим. Пусть ее предположение и выходило за грань реальности.
Пять лет. Прошло долгих пять лет с того дня, как они виделись в последний раз. На её восемнадцатый день рождения Петр подарил Любе лучший медленный танец в ее жизни, заставив девушку надеяться на большее. На следующий день Люба узнала, что ее надежды были несбыточными.
«Уволился. Нет, причин не назвал. Адреса не оставил. Нет, тебе ничего не передавал.»
Этими немудренными фразами папа в тот день убил в ней ребенка. Такое вот стрессовое взросление предстояло ничего не подразумевающей девушке.
Конечно же она не поверила. Наверняка с ним что-то случилось. Что-то страшное и серьезное. Просто он не захотел втягивать ее семью в свои проблемы. Гордый. Всегда таким был. Эта упрямая гордость была высечена у него на лбу еще тогда, когда худощавый двадцати двухлетний парнишка впервые перешагнул ворота тихомировского особняка.
Его отец был должен Олегу и, за неимением лучшего, отдал ему своего старшего отпрыска. Всё это, конечно, Любе было неизвестно. Папка представил Петю как помощника в любых хозяйственных делах по дому. А уже потом, спустя полгода, перевел его на должность своего водителя.
Когда Люба впервые увидела его, она обомлела. Наверное, так чувствует себя человек, которому улыбнулась удача лицезреть великое произведение искусства.
«Такое лицо обязательно должно быть высечено в камне», - отчего-то подумалось ей.
Через неделю маленький блокнотик на пружине был целиком испещрен его портретами. Люба применяла и уголь, и черный графитовый карандаш, и гелиевые ручки. Да даже пастель, правда, тоже серо-черных оттенков.
Она была уверена, что цвет никогда не сможет правильно передать необходимый портрету характер. Его лицо она предпочитала создавать несколькими грубовато-грязными штрихами, все внимание уделяя красивым темно-шоколадным глазам и по-девичьи длинным ресницам.
Парадоксально, но практически фотографическое сходство не удовлетворяло художницу. Чего-то всё время не хватало. Люба догадывалась, что это связано с тем, что они были совсем мало знакомы, а еще меньше общались напрямую, но как исправить подобное упущение не представляла.
Парень всегда был вежлив и угодлив, но в той же степени холоден и отстранен. Сколько бы раз Люба ни просила его позировать ей – ответ всегда был один и тот же: - Не положено, Любава Олеговна.
Именно так, по имени-отчеству.
Девушка жутко злилась и исходила бешенством, но поделать ничего не могла, хоть и не переставала пытаться вывести невозмутимую глыбу из показного равновесия.
Всё решил случай.
Однажды поздней осенью, когда родители уехали в другую страну праздновать день рождения папиного партнера, они остались с Петром наедине в огромном пустом доме. Вера тогда уже жила отдельно с мужем, а Надя училась за границей. Папа предусмотрительно оставил Кузьмина присматривать за младшенькой, которая могла учудить что угодно.
Люба папины опасения оправдала.
Немного поизводив парня многочисленными просьбами и придирками, ей пришла в голову «чудная» мысль попрактиковаться в технике ручного выдувания стеклянной массы через специальную трубку. Как раз пару месяцев назад она закончила посещала специальные курсы стеклодувов. А возможностей попрактиковаться не нашлось. Папа с очень большим скепсисом относился к этому ее очередному увлечению, страшась за соблюдение ею требуемой техники безопасности. Хотя место для творчества Любаве оборудовали. И вот теперь, в преддверии Нового года, ей захотелось порадовать родных и близких необычными елочными игрушками собственного авторства.
Люба вообще любила экспериментировать с материалами и техниками в поисках своего истинного предназначения. Иногда дело увлекало надолго, а порой интерес пропадал сам собой. В работе со стеклянной массой ее прельщал сам процесс. Вот и сейчас девушка едва дышала, набирая на кончик стеклодувной трубки расплавленное стекло, а затем выдувая из нее пузырь. Теперь пузырь следовало сформовать, постоянно вращая трубочку с использованием специальных металлических форм. Люба использовала небольшую газовую горелку, чтобы плавить стекло, делая его мягким и пластичным для работы.
Некоторое время всё шло хорошо. Пока лицо под защитными очками не вспотело и не зачесалось. Люба хотела было потереть скулу о правое предплечье, как внезапно за окном грянул гром. Это было столь неожиданно и громко, что девушка нечаянно выпустила из рук стеклянную трубочку. Та, упав на рабочий стол, за которым сидела Тихомирова, успела молниеносно откатиться в сторону, обжигая тем самым левую Любину кисть.
Девушка зашипела от соприкосновения кожи и раскаленного стекла. Рука стремительно краснела. Выхода не было – пришлось спускаться на первый этаж в поисках аптечки. Люба надеялась, что ей удастся совершить свою вылазку достаточно тихо, чтобы не попасться на глаза своему доблестному охраннику.
Конечно же он ждал ее у подножья лестницы. Люба не знала, чем выдала себя: то ли болезненной гримасой на лице, то ли излишне торопливым шагом, но факт остается фактом – ее раскусили.
-Любава Олеговна, что случилось?
Не было смысла отпираться. Люба продемонстрировала ему обожженную руку, которую до этого прятала за спиной.
Вот и пришел конец его невозмутимости. От увиденного Пётр пару раз моргнул, а затем выдал порцию забористого мата. Таких слов не использовал даже ее папуля, когда маме на ногу упал только что закрученный баллон огурцов. Нет, Кузьмин обходил отца на несколько позиций, как минимум.
Мягко обхватив Любу за локоть, Петя повел девушку на кухню, не переставая хмуриться и неслышно ругаться сквозь зубы. Перебирая одной рукой лекарства в выдвижном ящичке, другой он полез в карман джинсов, доставая телефон.