Страница 11 из 78
– Да сколько их едет-то? Человек семь-восемь, да вас двое? Куда вам ехать? Зачем?
Аркадий рассмеялся.
– Кирюх, едет больше ста человек. Сто семь, если быть точным. Еще человек десять-пятнадцать пока думает.
– Да ладно. Это тебе твой Митюков сказал?
– Кирюх, мы с Катей и без него думали уезжать отсюда. Здесь тупик. Дядя Миша – молодец. Организовал людей, собрал всех, кто только думал и не мог решиться. Да чего я тебе говорю, ты уже десятки раз все слышал. Едешь с нами? Мы уезжаем, я и Катя, с тобой или без тебя. Мы хотим, чтобы ты поехал с нами.
– Кирилл, поехали, – поддержала Катя. – Чего ты здесь потерял? Ты же с прошлой осени только и делаешь, что пьешь. Ты же раньше другим был.
– Не начинай, Катька, – сказал Кирилл. – Это просто выживание. Каждый выживает как ему легче.
– Это не выживание, – ответил Аркадий. – Это самоубийство, медленное, но самоубийство. Не хочешь ехать так и скажи. Только не надо вставать в благородную позу, и все романтизировать.
– Я не романтизирую. Просто из двух зол выбираю меньшее. Куда-то ехать? Зачем? Ну переедешь ты в поселок, а толку?
– Переезд – это ведь только начало.
– Начало чего?
– Больших изменений.
– Большое изменение уже произошло. Все остальное – капля в море. Сколько не сметай с пола разбитую вазу, а прежней ее уже не склеишь.
– Ну, к счастью, разбитые вазы – не самое важное в жизни. Самое важное не так-то уж и просто потерять.
– Да? А если все потеряно? Ну если не все, то большинство?
– Да где же большинство? Мир как был вокруг, так и остался. Ну изменился, сильно изменился, и что, теперь в позе страдающего романтика до конца своих дней взывать к небу о несправедливости мира?
– Точно, нужно забыть о том, сколько всего было разрушено и потеряно, и радоваться солнцу, птичкам, утреннему ветерку, и с экстатическим блаженством на лице наслаждаться полетом бабочки.
– Да при чем здесь это? Я о том, что пока ты жив, жизнь продолжается. Ты знаешь, чего ты хочешь? Я знаю. И тем или иным образом это самое важное я могу получить и сейчас. Мир изменился, и все, что надо, это измениться вслед за ним.
– Мир рухнул, и мы – всего лишь его осколки, что валяются в пыли, – парировал Кирилл и почувствовал, как же напыщенно и помпезно это прозвучало.
Но Аркадий лишь рассмеялся в ответ.
– Ладно, пусть так. Мы с Катей собираемся уехать отсюда и начать все заново. Ты нам очень дорог, и мы хотим, чтобы ты поехал с нами, но ты сам выбирай, что для тебя лучше. Просто скажи: едешь или остаешься. И ответ нужен завтра.
Левый висок Кирилла пронзила боль. Комок подступил к горлу, и по языку расплылась горечь. Опершись о забор, Кирилл блевал. Шла какая-то пена, и раз за разом спазм сжимал желудок, и Кирилл отплевывал горькую слюну.
Хреново, все хреново. Уже была ночь. Аркадий и Катька ушли спать, и он в одиночестве допил кофе. Сначала полегчало, а потом его стало рвать. Конечно, он раньше был другим. Так и мир раньше был другим. Он так и не нашел ни родителей, ни друзей, ни какой-нибудь ниточки из старого мира. Все порвалось, все ориентиры потеряны. Ничего не осталось. Успеть, просто успеть взять как можно больше. Конец так и так придет. И ничего не останется уже окончательно.
Спазм сжал желудок, и Кирилл долго отплевывал горькую пену.
Так, нужно решить, останется он здесь или уедет вместе с ними. Аркаша и Катька – его друзья, самые близкие люди, и он не может с ними играть. Только не сейчас. Нужно хоть напоследок проявить к ним уважение и сказать точное «да» или «нет».
Если они уедут, то здесь у него останутся Тоха и Глеб. Тоже друзья. Только никто к нему не пришел, узнать, как он после вчерашнего. Как там Тоха, кстати? Нужно будет сходить узнать.
– Блюешь? – раздался женский голос.
Кирилл сплюнул горечь. Задний дворик таунхауса, на крыльце прижалась к ступеньке керосинка. Пламя притушено. Тени плясали по стенам и забору.
– Не-е, проверяю надежность кирпичной кладки.
– Совсем плохо?
– Да вот, кофе, видно, несвежий попался.
Шаги обошли его за спиной, и Кирилл увидел Карину. Карину изрядно пошатывало. Она присела на ступеньку.
– Мне Антон сказал, где тебя найти. Спрашивает, ты чего не идешь?
– Простудился немного. И как там Тоха?
– Пьяный. Тебя ждет.
– Мы с ним повздорили вчера немножко.
– Ну сегодня он вроде нормальный, только губа разбита. Сказал, что с лестницы упал. А тут выпить есть чего?