Азиман

― Понимаете, мы с Николаем друзья. Не виделись толком со школы, но все таки друзья. И тут я встретил его и он мне такое рассказал, ну, про дочь свою…

Опасность растет.

Его слова несут опасность, ту самую, что отдаленно грохочет где-то в будущем.

Слушаю, куда деваться.

― Понимаете, я вот подумал ― а ведь кто-то же должен был нарисовать тот домик, верно?

И я оглушен. Верно СПИ говорит ― теленок я, можно есть с любой стороны. И стрельба в меня складывается, и тот факт, что стреляли в первую очередь в руку с мелом, а не в голову… Проклятье, а ведь я и не подумал об этом. Не могла девочка сама, без чужой и очень злобной помощи, в такую ловушку угодить! И этот охотник сейчас очень зол, и зол на меня, я же почти не скрываюсь…

Тезка-Васильич продолжает что-то блеять, сбиваться, оговариваться, а я чую, сейчас меня еще чем-то приложит. Ну, хоть тоже не смертельно. Так, по самолюбию моему, по уверенности, что я хозяин своей жизни…

Вот сейчас.

― Извините, Евгений Васильевич, минутку подождите, ― и тут звонит мой телефон. Тезка впечатлен, конечно, хотя трюк-то дешевый…

А вот мне не до трюков ― Светка звонит.

Сейчас начнет мне объяснять, что я есть мудак, и мог бы…

Беру трубку, говорю

― Доброе утро, как вечер прошел…

И тут она, всхлипывая и сбиваясь на скулеж какой-то, кричит

― Женя, вытащи меня отсюда!

Даже не верится, что такой жалобный скулеж может быть от Светки, всегда уверенной, всегда красавицы…

Верно, может. Она же у Ститхи, а тот на кого угодно впечатление может произвести…

Прямо вижу, как она пришла, достала ключик из под крыльца, и пошла смотреть, меня искать… Беспокоилась? Ревновала? Неважно!

Ститха, конечно, её впустил, и изловил, ему такие девочки на один зуб.

Зачем? Конечно, чтоб преподать мне урок, как ключики прятать.

Утешаю, объясняю, обещаю, как смогу, прийти.

Ничего страшного с ней Ститха не сделает, раз до сих пор не съел. Раз разрешил мне позвонить.

Просто попугает её, попугает меня… Во, и сам голос подал, пеняет мне на безопасность.

Отключаюсь.

Проклятье, совершенно меня выбили. У меня ж тут клиент сидит, тезка-Василич, про урода, что домики рисует спрашивает.

А мне уже и самому интересно, кто так рисовать умеет. И нет ли у него пистолета и кожаной куртки.

Что же сказать дяденьке?

Дело стремительно становится более личным, чем бизнесом.

Правду. Скажу правду, и да славится Император.

 

― Вы знаете, так получилось, что мне тоже внезапно стало интересно, кто так домики рисует. Понимаете, я прежде не задавался этим вопросом, просто увидел, что девочка попала в ловушку, и сказал, как из нее выйти.

― Разве вы не знаете других… эээ… волшебников?...

― Нет, у нас нет профсоюза, да и с товариществом как-то не сложилось.

Улыбается. Неплохой дядька, беду чужой девочки близко к сердцу принял, мне, дураку, глаза раскрыл.

А то ведь даже после пули и привета от… Кого там он назвал? Что-то типа черного господина… Тоже мне, Темный Лорд, Вольдеморт…

Так вот, мне же даже после пули и привета в голову не пришло, что ловушка на девочку и мой “привет” связаны.

Кладу руки на клавиатуру.

Сосредотачиваюсь.

 

По монитору “ноутбука” бегут разноцветные пятна, я всматриваюсь.

Пятна темнеют, сгущаются в фигуры.

Начинает проступать какая-то человеческая фигура, и тут прямо в монитор из глубины тьмы вылетает птица. Черно-багровая, с зазубренным клювом, и летит мне прямо в глаз.

Ну, чему-то меня все таки Ститха научил, птица вспыхивает, кричит что-то отвратительное, чего я не слушаю, и все же прихожу я в себя на полу.

Клиент мне в лицо брызгает водой, набрал в кулере и плещет в лицо.

Сажусь, обнаруживаю себя на полу.

― Спасибо.

Тезка набирает в стакан еще воды, ставит рядом.

― Что это было?

Встаю, ноги подкашиваются, тезка придерживает под локоть.

― Похоже, наш художник защитился от внимания коллег.

― Не вышло?

Сажусь за стол, первым делом смотрю на экран. Выключен ноут, и славненько. Не зря все таки Ститха меня натаскивал.

― Мне надо обдумать. Кое-что я успел разглядеть, но мне надо понять, что именно.

Молчит, думает, оценивает, говорит

― Дело-то выходит, совсем серьезное?

― Да, пожалуй, ― отвечаю, и неожиданно для себя добавляю, ― Похоже, художника надо уничтожить, иначе он не оставит в покое меня, будет убивать детей, и похоже, кроме этого, еще где-то что-то мерзкое он делает.

― Если надо будет помочь, хоть чем-то, вот моя визитка, говорит тезка и кладет на стол кусочек картона.

Райская сантехника…

Жаль, что он не спецназовец с ножом, топором и в берцах…

― Спасибо, ― говорю, ― Я свяжусь с вами, как только станет хоть что-то понятнее.

Он идет к выходу, и у двери останавливается.

― Вы знаете, что когда вы упали, вы шептали что-то о том, что император мертв, и покои пусты?

― Император мертв? ― стараюсь не выдать ничего лицом.

― Да. И покои пусты. Мне показалось, что это может оказаться важным.

Дядька не дурак. Дядька молодец. Не знаю уж, ключ это, или так, сопутствующая ерунда, но…

― Возможно, важно. Но вы лучше запомните, что Император просто отдыхает. Он жив, здоров и деятелен. Слава Императору.

Наивная вышла проповедь. Я б не поверил, но тезке хватает такта не смеяться.

Смотрю на него как можно более внушительно. Почему-то я уверен, что это очень важно.

Похоже, он понимает.