Азиман

Девочка выглядывает из окна и радостно улыбается, мальчик стоит снаружи и машет рукой…

Нет, мальчик убегает от домика. И рама окна — это решетка...

Азиман видел этот рисунок? Описал довольно похоже, хоть и без конкретики…

Значки похожи на буквы, накарябаные детской рукой, кривые, неправильные, искаженные.

Николай осторожно коснулся стены рукой.

Штукатурка, все самое обыкновенное. Полное отсутствие чудес, только Вика превратилась в куклу… Словно бы она сама где-то не здесь.

В этом домике?

Огляделся по сторонам, никого не увидел и решился.

Быстро ножиком с брелка проколол палец, не заметив боли, выдавил кровавую каплю на платок, стёр платком верхний значок. Мир не дрогнул, не заиграли флейты, не ударили колокола…

Стер нижний. Вспомнил, что не стоит увлекаться.

Убрал платок в карман.

Отошёл посмотреть на результат и вздрогнул всем телом.

Девочка из окна домика больше не выглядывала.

Ушла…

Николай посмотрел на свои дрожащие руки, нервно выдернул платок, собрался вытереть ладони, вспомнил о крови на нем.

Достал зажигалку, уронил её на землю, присел, со второй попытки подобрал.

Поджог платок, подождал, пока он догорит, обжег пальцы, бросил на землю вместе с зажигалкой.

Быстро отвернулся и пошёл шатаясь, деревянной походкой к машине.

Сел и минут десять сидел, глядя прямо перед собой и слушая звон в ушах.

Достал сигареты, вытряхнул одну, вспомнил, что зажигалка осталась рядом с остатками платка.

Выкинул сигарету.

Завёл машину и медленно поехал.

Домой.

 

Перед дверью долго стоял, вертел ключ в руке, вслушивался в тишину.

Наконец открыл и вошёл.

— Папка! Папка приехал!

 

— Понимаете, в нашем деле приходится мириться с кучей условностей.

Азиман сидел за своим ноутом, не глядя на собеседника. Футболка с надписью “Born to be be-be!”, гладко выбритое лицо, руки лежат расслабленно на клавиатуре.

— Я не могу назначить цену за свой совет. Не имею права.

Николай Иванович сейчас спокойнее, солиднее. Ушли мешки под глазами и краснота из глаз. Затравленность ушла. Зато появилось простое человеческое недоумение и любопытство.

— Лицензию отберут?

— Почти, — Азиман улыбается, — Поэтому вам придётся самому все взвесить и заплатить столько, сколько сочтете нужным.

— Но разве не находятся те, кто вовсе не платит?

— Конечно. А что поделать…

Николай Иванович задумывается. Вопрос денег — серьёзный вопрос.

Что, в сущности сделал этот Азиман? Совет дал… Делать-то все пришлось самому…

Николай уже мысленно прикинул, как незаметно вытащить из приготовленной пачки купюр пять, но тут вспомнил, как Вика сидела безучастно, глядя пустыми глазами перед собой, вспомнил, как разводил руками профессор Семёнов, советуя обратиться в Германию или Израиль…

Вспомнил слезы Лены, которая молча с улыбкой смотрела, как Вика, вернувшаяся, радостно рассказывает странный сон про домик, и ест кашу…

Глянул на Азимана, тот все также молча сидел, сосредоточенный на экране своего ноута.

Достал из кармана всю пачку в банковской упаковке, положил на стол.

― Больше не могу просто, много потратил на медиков, если надо, позже…

Азиман поднялся, молча взял пачку, взвесил на руке.

Выдернул одну купюру, посмотрел на свет, положил в металлическое блюдо, стоящее на столе, зажег. Выдернул еще четыре купюры, сложил пополам, сунул в нагрудный карман.

Остальную пачку протянул обратно.

― Император обидится на меня, если я стану зарабатывать слишком много.

 

Азиман вышел на улицу и дверь за ним закрылась. Достал телефон, заговорил

— Ну, все, я вышел из офиса, только, боюсь, мне придётся задержаться… Не, может и успею, но если что, не сильно жди… Я постараюсь, но обещать не могу… Я тебя тоже.

Убрал телефон в карман, осмотрелся как то настороженно. Вздохнул, пошел, сутулясь, по улице.

Шёл не спеша, внимательно глядя по сторонам. Остановился, глядя на стену. Там детским почерком написано “С не днём рожденья!”

Улыбнулся. Подошёл, достал из кармана кусок мела, завернутый в платок. Поднял руку, примериваясь рисовать, и тут с негромким хлопком рука превратилась в кровавую кашу. На штукатурку брызнула кровь, полетели ошметки…

Азиман быстро шарахнулся в сторону, и вовремя — ещё одна пуля оставила глубокую выбоину там, где только что была голова.

Побежал, пригибаясь, по улице, зигзагами. Из машины, стоящей на противоположной стороне улицы, выскочил здоровяк в кожаной куртке, крикнул — “Стой!”, и побежал следом.

Азиман быстро свернул во двор, перепрыгнул через заборчик, метнулся по детской площадке.

Преследователь, размахивая на бегу большим пистолетом, нагонял, и юноша попробовал перепрыгнуть через второй забор, высокий и кирпичный. Свалился. Оглянулся на преследователя, который уже не бежал, шёл быстрым шагом.

— Привет тебе от Чёрного Господина, Азиман! — поднял пистолет, выстрелил. И попал в рисунок человечка мелом на стене.

Негромкий хлопок, осколки штукатурки летят во все стороны.

— Проклятье! — пробормотал Кожаная Куртка и быстрым шагом пошёл обратно к машине.

На стене осталась большая дыра от пули и кровавое пятно. Никакого рисунка…

 

Полумрак и тишина. В темноте угадывается огромное помещение, почти пустое и очень пыльное. В середине появляется Азиман, морщится, разглядывая раздробленную пулей руку, стискивает зубы. Садится прямо на пол, хрипло зовет