Страница 40 из 76
Стараясь не поднимать взгляд от желто-коричневых листьев, которые я с деланным увлечением ворошила ногами, я поправила его:
- Мисс Строу. Она меня не любит.
- Беатрис, милая, да мало ли, кто кого не любит! Представь себе, сколько людей в Сенате и Парламенте терпеть меня не могут. И что мне теперь, вести себя отвратительно, чтобы вызывать в свой адрес ещё больше осуждающих комментариев и сплетен? В том и суть, что следует держать лицо, не давать таким людям повода радоваться твоим промахам.
Мы медленно прогуливались по пансионскому саду, где кроме нас по тропинкам ходило много временно обретших родительское внимание пансионерок. Кто-то плакал, утирая слёзы маминой шалью, кто-то старался поскорее отвязаться от навязчивых расспросов и кинуться в благодатное тепло здания, а мы с дядюшкой всегда бродили в течение получаса, минута в минуту, по старому саду вокруг пансиона и обсуждали мои оценки и поведение. Обычно с последним проблем не возникало, но вот начало этого года оказалось богатым на приключения. За все мои годы обучения этот стал уже самым плодотворным в плане присключений.
- Обещай мне следить за тем, как ты себя ведёшь. Ты здесь не просто так, - дядя тронул меня за плечо, и я остановилась, но глаз от листьев не подняла. Мне было стыдно перед ним, как никогда раньше. - Твои родители хотели для тебя самого лучшего будущего, помни об этом. А ты совсем не стараешься стать лучше! Я слышал столько хороших отзывов об этом заведении, здесь обучались младшие дочери лорда Пенсингтона, а уж он-то в негодный пансион бы их не отправил. Значит, ты мало стараешься, ты недостаточно прилежна.
Была бы возможность, я бы с радостью провалилась сквозь землю, и нет разницы, есть там черти или нет. С частью из них я уже лично знакома, и именно в тот момент дядина выволочка казалась мне более страшной, нежели очередная встреча с кем-то из них. Подумаешь, рычат и богохульствуют, зато не пытаются пристыдить.
- Что бы сказали твои родители, узнав, что на тебя жалуются учительницы? – Дядя тронул меня за подбородок, и я подняла голову, встретившись с ним взглядом. У нас с ним очень похожие глаза – синие, с зеленоватыми прожилками. Такие же были и у моей мамы, только чуть светлее. Заглянув в них, я ощутила ещё большую горечь.
- Я вижу, что ты раскаиваешься. Но мне нужно обещание, что подобное не повторится. Шарлотту бы очень опечалили такие новости. Она бы хотела видеть свою дочь настоящей, образованной леди, хранительницей семейного очага, плющом, обвивающим дуб.
Дядя так редко упоминает имя матушки, что каждый раз, когда я слышу его, сердце начинает беспокойно стучать, всё моё тело реагирует на звук её имени. Похоже, и ему больно вспоминать о ней: его лицо каменеет, и вокруг губ собираются складки, будто он стискивает зубы.
- Я обещаю, что это больше не повторится, дядя. Я очень хочу стать образованной леди.
- Я рад, что ты знаешь свою цель. Ты должна выйти из пансиона с чистой репутацией, необходимыми для светской леди навыками и умением держать себя. Пока я вижу перед собой растерянную школьницу, а не леди, - дядя внимательно осмотрел меня с головы до ног, и добавил, - но я верю, что до следующего Сезона ты остепенишься и изменишься. Если не ради себя, то ради своей матери.
Я согласно кивнула, и мы пошли дальше, по направлению к пансиону. Моя аудиенция заканчивалась, в следующий раз я увижу дядю только летом.
- Когда ты приедешь в Лондон, мы обговорим твоё приданое. Если ты не найдёшь мужа во время Сезона, я сам позабочусь об этом, но я очень надеюсь, что…
Я слушала его вполуха. Все эти матримониальные беседы всегда вызывали у меня лишь желание поскорее с ними покончить, хотя другие пансионерки часами могли обсуждать отпрысков видных лондонских семей и считать, что до сих пор они не женились исключительно потому, что судьбы предрекла им неминуемую встречу с леди мечты. Конечно же в лице именно той пансионерки, о существовании которой он не представляет, но которая в данный момент обсуждает его в кругу таких же мечтательниц. Потом они переходили на обсуждения Сезона, моды, фасонов и цветов платьев, которые непременно им подойдут (подчас совершенно безвкусных и вульгарных, на мой взгляд). Скукота.
Я же покорно кивала на каждое дядино предложение, мечтая, чтобы дорога поскорее закончилась. Кто-то ждёт приезда родственников как чуда, но для меня это всегда пытка: я мучаюсь стыдом за то, что я не такая, какой была моя матушка, умной, нежной, настоящей леди, и упрёк в этом я постоянно читаю в дядиных глазах. Конечно, он никогда не говорил ничего подобного, но отчего-то я всегда это чувствую. Ощущаю, что представляю собой не то, чего от меня ожидали.
Я проводила дядюшку до ворот. Он пошёл к карете, а я отправилась к пансиону. Навстречу мне двигались и другие пансионерки, которые провожали родственников, кто-то с печалью и отчаянием, кто-то с радостью. Вдалеке мой взор едва успел выхватить высокую фигуру одетого в чёрный костюм мужчины, и что-то мне показалось в нём знакомым. Я посмотрела ему в след, и сразу поняла, кто это – из-под шляпы виднелись кудри цвета красного дерева. Тристан, знакомый преподобного Валентина Нокса. Но что он здесь делает? Неужели он снова приехал сюда, чтобы встретиться с пастором и предупредить его о какой-то неминуемой опасности? Тристан шёл как раз в направлении деревни, может быть, он навещал кого-то в пансионате, а потом отправился к пастору. Но кого может навещать здесь одержимый? Или он экзорцист, такой же, как пастор Нокс? Он не заметил меня в девичьей толпе, и я облегчённо вздохнула. Совсем не хотелось снова увидеть тени, которые живут в нём. Хватит с меня потустороннего. После встречи с дядей, таким земным, светским, обеспокоенным моей репутацией и будущим Сезоном, так хотелось забыть обо всем пугающем и зыбком.