Страница 43 из 82
- Гришенька, подведи девушку поближе, посмотрю — что за птица, - бархатный баритон ласкает музыкальный слух. Я удивленно поднимаю взгляд на его обладателя. Толстые, как сардельки. пальцы здоровяка бесцеремонно сжимают мою шею и подталкивают к сидящему на высоком кресле человеку в сутане, на которого пялюсь во все глаза!
Честно говоря, проповедника представляла по-другому!Ожидала увидеть мужчину в годах, с властным лицом и глазами властолюбца. Вместо этого передо мной предстал молодой человек, лет тридцати пяти. Статный, элегантный, весьма благородной внешности. Черная сутана с белым воротом на манер американских проповедников, подчеркивает безупречную фигуру. Темные, густые волосы подстрижены по последней моде. Загорелое, довольно мужественное, лицо с правильными чертами можно назвать привлекательным. В глазах цвета горького шоколада ни тени жестокости или религиозного фанатизма. Даже не верится, что этот человек заставил родителей есть собственных детей!
- Девушка не дурна, - констатирует преподобный с интересом рассматривая мое лицо. - Привлекательное сочетание светлой чистой кожи, васильковых глаз и золотисто-медных волос! - продолжал рассуждать тоном ценителя. Чувствовала себя бутылкой дорогого вина! - И фигура под стать. С одеждой только промахнулась... Будет лучше, если избавишься от нее... Сейчас же... - наводит на меня немигающий взгляд, ожидая немедленного подчинения. Но я продолжаю стоять столбом.
Преподобный поднимается с кресла и не отрывая от меня пристального взгляда, подходит почти вплотную. Чувствую, как все мое существо охватывает радостное волнение! Готовность выполнять все, что прикажет этот человек , горячей волной накатывает на сознание, заставляя подгибаться, вдруг ослабевшие, колени! Еще миг — и брошусь ему в ноги, срывая с себя, ставшее вдруг невыносимым, чужое тряпье! Буду умолять служить преподобному до конца дней своих! Но стоило на миг прикрыть глаза — туман в голове рассеялся и идея оголиться и брякнуться в ноги сектанта показалась более, чем глупой! Вместо этого на меня накатил приступ неудержимого хохота! Вот стою — хохочу так, что в боку начало колоть, а лицо проповедника бледнеет и вытягивается. Хвать меня одной рукой за волосы и в глаза заглядывает, будто что-то найти там пытается! Смех застревает в горле, но страх и трепет, снедаемый несколько секунд назад, исчезают без следа! Не обнаружив в моих глазах того, что искал, Иеремей с силой оттолкнул меня так, словно я — склизкая жаба! Лицо исказилось в неприятной усмешке, когда, упав, ударилась лбом об угол рядом стоящего шкафа. На лицо упали теплые капли. Руки все еще оставались связанными, так что кровь тонкой дорожкой продолжала струиться по лицу, заливая глаза.
- Уведите эту ведьму! Она одержима демонами! - некогда приятный баритон срывается на фальцет, лицо перекосилось в нечеловеческой злобе. Меня передергивает от отвращения. Как только этот недочеловек мог показаться мне привлекательным?!
Спокойно сидеть в сарае и ждать - не в моем характере. К счастью, руки перед тем, как оставить меня здесь, освободили. Не то боялась остаться без них – веревки так врезались в плоть, что я их уже почти не чувствовала. Громила бы так все и оставил, но вмешался тощий и заставил веревки перерезать. Видимо, побоялся, что мои посиневшие капарульки, в которые превратились мои руки, не понравятся их хозяину. Жаль, что не догадались покормить. Периодическое грустное бурчание желудка к вечеру может привести к унынию. Чтобы отвлечь себя от голода. Принялась исследовать свою темницу. Ничего -кроме сырой земли и дощатых стен. Хотя, нет, еще нашелся длинный, кривой гвоздь у самой дальней стены. Это уже что-то. Будет чем ткнуть в толстомясую рожу Гришеньки, когда он придет по мою душу. То, что меня убьют – нисколько не сомневаюсь. Но пока снаружи пробивается солнечный свет, мне хочется больше узнать, что меня окружает – авось да сбежать удастся. Мне виден только небольшой участок, засыпанный мелким гравием. Когда меня вели к проповеднику, заметила, что этот участок – часть двора перед его домом. Все посетители обязательно проходят через него. Посетители, вернее сказать, адепты проповедника, как успела заметить, пока меня подгоняли на встречу с «батюшкой», живут в небольшом отдалении, через дорогу, в единственном большом одноэтажном доме, скорее всего, здании бывшей школы или детского сада. Конечно, из щели мало что было видно, поэтому приложила все усилия и ржавый гвоздь, чтобы расширить отверстие. Выяснилось, что доска – трухлявая! Этого мои тюремщики, видимо, не учли. Кстати, странно, что никого не поставили меня сторожить. До приближения сумерек всеми силами ковыряла гнилую доску. Удалось выломать приличный кусок – пожалуй, ночью можно будет попытаться выломать остальные доски и сбежать! Сейчас нельзя – еще светло, могут увидеть. Вовремя замечаю приближающееся движение. Вставляю часть доски на место. Проклятье! Зазор все еще больше, чем положено! Но, к счастью, никто из селян, подтягивающихся к дому проповедника, не обращает внимания на старый сарай. Среди спятивших гнилушкинцев замечаю знакомые лица : Матрену, важно шагающую с гордо поднятой головой и Ульянку. Последняя плетется в конце процессии с отсутствующим видом, запустив черные от грязи пальцы в склоченные волосы. На лбу алеет свежий рубец. Проходя мимо сарая, женщина вдруг меняется в лице, тень сознания на миг возвращается в темные, как безлунная ночь, глаза, оживив их неожиданной радостью! Я шарахаюсь от стены, испугавшись, что блаженная заметила меня и может выдать. Вдруг снова руки свяжут или переведут в более надежное место? Но время шло – никто не собирался меня переводить. Даже в сарае были слышны зычный голос Иеремея, призывающий внимать глас Божий через него родимого, а затем заунывные песнопения селян. Попахивает это все массовым помешательством. С наступлением темноты песнопения прекратились и за дощатой стеной послышались удаляющие шаги фанатиков. Когда шаги и голоса смолкли, возле стены сарая кто-то зашуршал гравием. Послышались скребущие доску звуки, а затем приглушенный женский голос:
- Э-эй. Ты здесь?
- Куда я денусь, - узнаю по хрипловатым нотам Ульянку и придвигаюсь к щели в стене.
- Ульянка заметила тебя, но никому не сказала, что ты смотришь… - наклонила голову на бок, как брошенная дворняга, ждет похвалы. Но теперь, когда я знаю, что пока обо мне временно забыли, волнует кое-что другое.
- Ты не видела Макса? Мужчину, который был со мной в Матренином огороде? – с замиранием сердца жду ответ. Но Ульянка не торопится. Наконец, через минуту, слышу ее печальный шепот.
- Ему удалось уйти. Забудь… - несмотря на манеру речи, мне показалось, что женщина не такая уж и блаженная. Стоило вспомнить выражение ее лица и глаз, когда она поняла, где меня держат. Но тут же отогнала нелепую мысль, услышав безумное хихиканье.
- Скоро и твое время придет… Преподобный говорит – демоны в тебе. Завтра, сказал, поглотит твои кровь и плоть – чтобы очистить от демонов,- мечтательно крутит прядь волос на иссохший палец и улыбается, обнажив поредевший ряд зубов. По спине бегут мурашки, и внезапно сохнет во рту от такой «доброй» вести. Я, конечно, предполагала, что в живых не оставят, но чтобы меня съел чокнутый проповедник?! Это уж слишком! Фигу вам, не хочу такой участи!
- Ульянка, ты сможешь открыть замок? – внутри еще теплится надежда: ведь предупредила ж она меня в прошлый раз, возможно, поможет сейчас? Но юродивая испуганно машет рукой.
- Нельзя… Ульянке плохо будет… Матрена Ульянку опять бить будет…Зубов у Ульянки мало осталось, чем кушать бедной сироте? - жалобно запричитала, заплакала. Сердце сжалось от жалости. Теперь понятно, откуда свежий рубец и выбитые зубы. Изверги! Но выбираться как-то надо!