Слёзы Анубиса

Мимо обрывками мелькали дома, фонари воюющие с ночной тьмой. Алекс с трудом понимал, куда и зачем идёт. Или вообще не понимал?

После нескольких сотен шагов сознание прояснилось, и художник обнаружил, что стоит на пороге трёхэтажного бревенчатого здания. Судя по музыке, гомону и вывеске - пьянчуга с кружкой - таверна. Алекс распахнул дверь. В нос ударил запах дешёвого табака и пива.

Развешенные под почерневшими от времени балками фонари освещали зал. За грубо сколоченными столами сидели недружелюбного вида, захмелевшие мужики в домотканых одеждах. У стены на дощатом настиле пиликал на скрипке лопоухий пацанёнок. Ему пособляла бледная девчонка с колотушками. Очевидно, музыканты не купались месяц. Возле Алекса проскользила официантка и якобы ненароком мягким местом потёрлась о художника. Затем поставила на стол поднос с кружками пива и в награду получила от красноносого толстяка шлепок пониже спины. Нахмурившийся Алекс пошёл через зал, обходя столики с шумными компаниями. Конечно, ему ничего не стоило за полминуты вырезать всех посетителей, но надо ли марать руки?

- Уважаемый! - окликнули.

Сжавший кулаки художник обернулся. Редкозубый трактирщик протягивал кружку пива.

- Соизволите? Или к себе - спать?

- Спать... - обронил Алекс и шустро пробежал по ступенькам на второй этаж.

Безусловно, трактирщик экономил свечи и ламповое масло. Коридор тонул во мраке. Художник на одном дыхании пронёсся на третий этаж. Откуда-то помнил, что именно здесь его комната. Предпоследняя слева дверь.

Алекс сделал нужные двенадцать шагов. Поворот. Рука в карман. И щелчок ключа в замке.

Художник быстро зашёл и закрыл дверь. Сперва хотел найти свечу. Потом передумал. Разулся и завалился на кровать. В голове закружились десятки мыслей.

Глаза быстро привыкли к полумраку. Помимо кровати небольшую комнатёнку наполняли столик у окна, колченогий табурет и высокий шкаф с приоткрытой дверцей. Алекс вспомнил, сколько ни пытался починить, она постоянно распахивалась.

Картины предыдущей жизни художника и нынешней ассасина смешивались и превращались в дикую головную боль. Словно стальным обручем стягивало череп, а в его основание вбивали железные костыли. Алекс норовил получить ответ на вопрос: «Кто же тот шипастый?» Но, увы...

Он лежал долго. Боль то отступала, то возвращалась. Резь в груди перебиралась в горло и неволила покашливать. Далеко внизу приглушённые голоса, смех и пиликанье скрипки. Алексу не до веселья.

Тихая поступь шагов в коридоре заставила ассасина насторожиться. «Трое», - определил он.

Шаги стихли прямо у двери Алекса. Он задержал дыхание. Только бы не кашлянуть. Только бы...

Щелчок замка. Скрип дверных петель. По лбу ассасина потёк пот. Фу-у-уф... Открыли соседнюю дверь. Наверное, последнюю по коридору. Но почему же Алекс так волнуется?

Дверь захлопнулась. Шаги. Скрип половиц. И вспышка в голове ассасина. Он чуть не ослеп, вспомнив всё. Или почти всё. Неспроста две недели назад он снял именно этот номер. Знал, где произойдет разговор, который нужно подслушать! Алекс-то и прибыл в этот Донгон лишь ради назревающего разговора. А убийство графа - для отвода глаз. Две недели ассасин готовился. Теперь очистившееся зрение позволяло увидеть то, что было сокрыто ранее. По углам комнаты разложены амулеты: заячья лапка, перо орла, панцирь черепашки, клык летучей мыши. Никто не узнает, что Алекс подслушивает. Никто...

Он бесшумно встал с кровати, сделал два шага и прильнул к стене, к махонькой дырочке.

Комната ничем не отличалась от той, которую снимал ассасин. Троица мужчин стояла и внимательно осматривалась. «Не заметите, не заметите... - как молитву читал Алекс. - Ни за что не заметите...» С виду незнакомцы ничуть не отличались от простых обывателей. Толстый бородач первым сел на кровать. Возле него пристроился брюнет средней комплекции. Высокий, тощий занял табурет, в пол-оборота к ассасину. Тот старался вообще не дышать. На магию амулетов, конечно, можно полагаться, но всякое бывает...

Тощий поднёс пальцы к огарку свечи на столе. На фитильке заплясал огонёк. Его отсветы заскакали по мужчинам. Брюнет что-то пробурчал. Толстяк кивнул и провёл рукой по лицу.

У Алекса обледенело сердце.

Борода толстяка клочьями осыпалась на пол, пятерня попросту стёрла нос, а глазницы и рот заросли. Гладкое лицо напоминало половину страусиного яйца.

Брюнет кивнул и небрежно мазнул растопыренными пальцами себе по лбу. Ассасин с трудом удержал кашель в груди. Розовая кожа брюнета превратилась в зелёную чешую, челюсти выдвинулись, из-под дёсен показались клыки. Большие и круглые жёлтые глаза с вертикальными змеиными зрачками осматривали комнату. Алексу захотелось исчезнуть, оказаться подальше отсюда.

Стоило тощему поднести пальцы к носу, они удлинились. Глаза и рот вытянулись. Задняя часть черепа вспучилась. Комок тошноты застрял в горле ассасина. «Эхнатон», - подумал он. Длинноголовый медленно провёл кончиками пальцев по губам и спросил негромко:

- Никто ничего не почуял?

Пузатый Безликий отрицательно мотнул головой. Ящер принюхался, и внутри у Алекса обледенело. Жёлтые глаза с вертикальными зрачками шарили по стене, за которой притаился ассасин. Кровь пульсировала в его ушах. Ноги вмёрзли в пол. Тонкий раздвоенный язык выскользнул из пасти Ящера, голова вжалась в плечи. Еле-еле стоял Алекс.

- Пусссто, - прошипел желтоглазый.

- Это хорошо, - кивнул «Эхнатон». - Очень хорошо... Нельзя позволить, чтобы наш разговор покинул эту комнату.