Страница 91 из 101
Лиза так засмотрелась на человека, которого когда-то любила, что и не заметила, откуда взялась эта простенькая глиняная пиала. Она стояла перед Магистром. Тот поднял над ней кинжал. Капля за каплей с лезвия падала кровь. Девушка поражалась: «Так много!»
Когда пиала была наполовину наполнена, глава Ордена облизал клинок! И спрятал его в ножны. К горлу Лизы подступила тошнота.
Обездвиженный, сонный Алекс без интереса следил за происходящим. Из приоткрытого рта поднимались облачка пара. Девушка готова поклясться, что на стенах уже искрится иней.
Один из адептов подал Магистру бутылку с зеленовато-жёлтой жидкостью с пузырями. Его дочь даже не догадывалась, что это за пойло.
Пётр Маркович откупорил крышку и начал медленно лить в пиалу. Кровь Брата Игоря, шипя и фыркая, смешивалась с жидкостью из бутылки. Лиза морщила носик, хмурила лобик.
Пиала полна до краёв. Магистр кивнул и вручил бутылку адепту. Очень осторожно глава Ордена поднёс к лицу пиалу. Брови соединились, под ними искрились глаза. Изучал смесь долго.
- Приступаем, - приказал он.
Двое адептов схватили Алекса за руки.
- Не смейте! - закричала Лиза. И чуть не подавилась языком.
Художник зарычал и задёргался. Дюжие Братья не отпускали.
Одной рукой Магистр вцепился в лицо пленнику. Другой держал пиалу.
Девушка простонала. По щекам текли слёзы.
Под пальцами главы Ордена разомкнулись челюсти Алекса. Буроватая жидкость из пиалы полилась в горло.
- Не-е-ет! - Лиза сорвалась на плач.
Художник чуть не захлебнулся. Адепты крепко держали. Горькая, обжигающая жидкость струилась по горлу и превращала желудок в костёр.
Магистр передал пиалу одному из Братьев и зачем-то схватил Алекса за кадык. Потом накрыл ладонью лицо художника. Тот застонал. Из ушей потекла тёмная кровь.
Адепты подхватили пленника со стула и спиной повалили на стол. По телу художника пробежала конвульсия. С минуту он пытался вырваться, хрипя и рыча. Обессилив, застонал.
Плачущая Лиза смотрела на любимого. На его лбу крупные капли пота, на губах пузырится пена.
Девушка зарыдала. Собственное бессилие и слёзы душили, как петля виселицы.